Американская котлета

Впервые американские котлеты с немецким названием «гамбургер» появились в Израиле в 1959-м году. Безусловно в Тель-Авиве и, конечно, на улице Дизенгоф. На углу улиц Дизенгоф и Фришман, прямо под книжным магазином Эйби Натан открывает свой ресторан «Калифорния». Ресторан – это я из уважения к Эйби Натану так назвал этот прилавок с плитой и несколько столиков вокруг.

«Калифорния», о которой я уже рассказывал, совершила революцию в национальном спорте Израиля – пожрать! Американские котлеты не были кошерными, подавались с картошкой-фри, нарезанной толстыми ломтиками и на столах стояли бутылки с американским кетчупом. Не то, чтобы тельавивцы не видели до этого котлет. Клопсы (домашние котлеты) готовили хозяйки по всей стране, независимо от страны исхода.  Но гамбургер….  Это Америка!

В «Калифорнии» было несколько видов этих самых американских котлет с немецким названием. Обычный говяжий гамбургер на 200 или на 300 граммов, чизбургер – та же котлета, но с ломтиком сыра. Так как изначально мясо в «Калифорнии» было не кошерным, то тонкий, почти прозрачный ломтик сыра уже никому не мешал. Из одного ломтика картошки, подаваемой в «Калифорнии», можно было нарезать порцию сегодняшнего «макдональдса».  Но это в 2020-м… а тогда был 1959-й, люди ходили по улицам без масок, еще можно было кушать прямо в ресторане, и ходить на работу.

Вообще-то это странная история.  Самая популярная в мире котлета – из Америки. А называется она в честь немецкого города Гамбурга, который я очень люблю. Почему? Там живет моя мама!

История рассказывает, что в 18-м веке немецкие моряки из свободного города Гамбурга были частыми гостями во всех портах Балтийского моря. А именно оттуда чаще всего отправлялись корабли в далекую Америку. И котлета, которую жарили моряки на камбузах своих кораблей, вместе с эмигрантами из Европы, покорила далекую страну. Примерно та же история произошла и со знаменитыми сосисками из другого немецкого города – Франкфурта.

Ну, а мы вернемся в «Калифорнию», на столах которой в том далеком, 1959-м году, кроме бутылок с кетчупом, можно было увидеть бутылки с настоящим американским виски, если американский виски можно назвать настоящим. «Джони Гуляка» успешно конкурировал с непонятным напитком под названием «Скотч», который разливали в винодельне «Кармель».

Плоская плита в «Калифорнии» завораживала.  Огня видно не было, он горел где-то внизу, зато плита находилась не на кухне, как это было принято ранее, а у всех на виду. И это тоже был умный ход Эйби Натана. На плите всегда жарилось мясо. Даже если в ресторане не было клиентов, на плите шкворчала и шипела круглая американская котлета. Запах ее разносился по улице, и проходящие мимо не могли остаться равнодушными. Даже сытые не могли устоять. Ну, а уж дети….   Это отдельная история. Котлеты-гамбургеры были идеально круглые – их лепили с помощью специальной формы.  Толсто нарезанная картошка была «один в один» — и ее резали с помощью специальных ножей. В беспорядок израильской кухни «Калифорния» внесла немецкую точность и американскую производительность. Проходящая мимо футбольная команда через десять минут могла продолжить свой путь с тренировки на море, и все держали в руках абсолютно одинаковые булочки с абсолютно одинаковыми котлетами. Даже ломтики лука и помидор были одинаковыми.

 

Но, Эйби Натан не был поваром. Он был революционером. И после гамбургеров он увлекся музыкой и радио. И в этом направлении его путь был нестандартным, но об этом в другой раз. А сеть ресторанов «Калифорния» в Израиле так и не возникла.

Зато в 1966-м в стране открывается первая сеть импортных котлет. В этот раз они были не американскими, и даже не немецкими, хотя и назывались «гамбургер». В 1968-м году на тель-авивской площади имени Зины Дизенгоф (ну, вы би и сами догадались – где еще в Тель-Авиве такое может случиться) открывается первый филиал английской сети гамбургеров «Уимпи».  В первые два года «Уимпи» открыли несколько своих филиалов только на загородных заправках «Сонол» — англичане, это вам не американцы.  Они начали свой путь к желудкам израильтян издалека, неспешно.

«Уимпи» — это сеть баров, названная в честь Велингтона Уимпи, одного из героев популярного комикса про морячка по имени Попай. И если сам Попай питается шпинатом, то Уимпи покоряет гамбургерами. Но, как вы и сами догадываетесь, ни одно хорошее начинание не может обойтись без участия еврея. В 1950-м году, чикагский еврей по фамилии Голд, открыл несколько закусочных, где готовились котлеты из Гамбурга под названием «гамбургер» и сосиски из Франкфурта под названием «франкфуртер». Видимо, неплохо готовились, так как за несколько лет Голд сколотил неплохое состояние.  В то же время английская компания «Лайонс», владевшая сетью «народных» закусочных, разбросанных по улицам британских городов, как раз переживала тяжелые времена.  Им необходимы были новая идея и деньги. Неведомые пути бизнеса свели Голда из Чикаго, и владельцев «Лайонс» из Лондона. Результатом этого союза стала новая сеть гамбургеров «Уимпи». Новая сеть использовала уже существовавшие помещения «Лайонс» и удачную рецептуру Голда.

В 1970-м году в «Уимпи» было более тысячи! филиалов в 23-х странах и Израиль была одной из них. «Макдональдсу» до них еще было далеко.

19-го октября 1966-го года компания «Уимпи» публикует во всех ведущих израильских газетах огромную рекламу. Описание восхитительных гамбургеров заканчивалось по-британски лаконичным сообщением – «Уимпи» открывает два первых филиала в стране – на заправке «Сонол» возле Зихрон Якова и на площади «Париж» в Хайфе. «Чем отличается гамбургер «Уимпи» от других гамбургеров? «Уимпи» — это сто процентов свежего говяжьего мяса, которое готовится под контролем инспекторов Министерства Здравоохранения. Мясо перемолото на новейших машинах, построенных специально для «Уимпи». В мясо добавляются только натуральные приправы. Гамбургер готовится при температуре 316 градусов, определенной научным путем.  Но главное преимущество «Уимпи» — превосходное качество и доступная цена»

Объявление было длинным, заманчивым, но… не очень точным. На то она и реклама. На следующий день в газетах было опубликовано извинение от имени компании «Уимпи-Израиль», в котором говорилось, что компания сожалеет о неточности, которая закралась в первое объявление. Министерство Здравоохранения Израиля не контролирует процесс производства гамбургеров! Но компания «Уимпи-Израиль» теперь с еще большим внимание будет контролировать все этапы производства.

До сих пор не известно, была ли эта «ошибка» тонко продуманным рекламных ходом, или действительно левантийская безалаберность привела к такому. Но….  Иногда антиреклама является самой лучшей рекламой.  И у прилавков «Уимпи» выстраивались очереди.

За три первых года работы в Израиле «Уимпи» «нажарили» 200 000 гамбургеров.  Но сказать, что «Уимпи» покорили израильтян – было бы неправдой. Может быть из-за маленького размера – котлета «Уимпи» весила всего 65 граммов, а может быть из-за особой рецептуры, в результате которой котлета получалась суховатой, что тоже было не привычно для израильтян, выросших на клопсах, текущих бульоном. Не пошло!!!

И было грустно наблюдать за продавцом самого большого филиала «Уимпи» на углу улиц Карлибах и Иегуда Ха-леви, сидящем у прилавка в одиночестве.  Некоторые филиалы были более успешными. Например тот, что был на Алленби угол Маза. Огромный красный рекламный щит был виден и от рынка Кармель, и от Большой синагоги. И по началу там стояла очередь. Но в еде израильтян не обмануть. И туда туже в скором времени пришла скука. Еще некоторое время продержался филиал на площади Дизенгоф, в основном за счет гуляющих парочек, которые не могли позволить себе котлету Эйби Натана. Стесненные в средствах молодые люди покупали своим дамам маленькие котлеты, «заботясь» об их фигурах. Но, как я уже сказал, в еде израильтян не обмануть.

Летом 1971-года компания «Уимпи-Израиль» объявила о банкротстве. «Размер имеет значение» — писали тогда в газетах. Красные рекламные щиты еще повисели некоторое время на заправках, а потом и их растащили предприимчивые владельцы соседних киосков, приспособив под навесы от солнца. «Уимпи» исчез с улиц Израиля.

Но десять лет спустя, в 1981-м году, газеты вспомнили о гамбургерах «Уимпи», но в связи с совсем другой историей. В славном городе Бат-Яме произошло двойное убийство. Два местных уголовника убили двух конкурентов по своим уголовным делам. Убийство произошло глубокой ночью на складе фабрики по обработке мяса, принадлежавшей одному из убийц.  Тела жертв «упаковали» в подвернувшиеся под руку ящики и закопали в песках возле Ашдода.  Но в скором времени бедуин, который пас своих коз в этих песках, случайно обнаружил эти ящики. Видимо, плохо закопали. Когда вызванная бедуином полиция раскопала эти ящики, все увидели на красных боках лого «Уимпи». А мясная фабрика закрылась через день – «Кто знает, или мясо этой фабрики было только говяжим?» — писала газета «Ха-Арец, хотя владелец уверял, что он человек соблюдающий еврейские традиции и никогда не мог даже подумать об этом. Может и так…

Так или иначе, но история первой сети гамбургеров в Израиле закончилась грустно. Но мы же знаем – когда заканчивается одна история, начинается следующая.

Продолжение следует

 

 

 

 

 

 

Умереть от скуки в Тель-Авиве

Я читаю новости в интернете и удивляюсь. Люди жалуются на скуку. «Нечем заняться!» — это главная проблема карантина. «Умираю от скуки!»

И это при том, что у каждого есть дома интернет, мобильные телефоны и таблеты, компьютеры и компьютерные приставки, телевизоры и кабельное телевидение, а также такие технологические чудеса 21-го века как YouTube, Netflix, Amazon Prime и Apple TV.  Я уже не говорю о дигитальных и аудиокнигах, домашних спортивных тренажерах, которые помогают заниматься спортом и одновременно слушать любимый роман. «Скучно!»

А ведь я еще помню те дремучие времена, когда книги были только бумажными, а музыка – на виниловых пластинках, которые звучали не более 30 минут, а потом надо было поменять сторону. В телевизоре было две программы, в киоске было две газеты, а в жизни – две правды.  И динозавры ходили по улицам. Вот такой я древний. Или память у меня хорошая, к сожалению.

Я только что рассказал вам о времени, когда Тель-Авив был «городом-призраком». Но в это тяжелое время всем хочется положительных эмоций. И я решил рассказать о том, как Тель-Авив развлекался. Нет, не сейчас – сейчас все массовые развлечения запрещены. Я хочу рассказать о том, как город развлекался тогда, когда еще не было ни интернета, ни телевизоров, ни, даже, радио. О том, как город развлекался сто и даже более ста лет назад.

Если мы перенесемся в Тель-Авив, скажем, 1910-го года, то город мы не узнаем. Да, гордые тель-авивцы называли место своего проживания городом даже тогда, когда в нем было менее сотни домов и не более 500 жителей. Не зря город называют «первый еврейский город». Городом он был более всего из-за гордости своих горожан.

Image17

В Тель-Авиве 1910-го была школа, гимназия «Герцелия», была библиотека – в доме Менахема Полака, была музыка – пианино Зины Дизенгоф, супруги первого мэра, который как раз в этом году и был избран на свой пост. А больше в городе ничего не было.

 

И если тель-авивцы хотели как-то развлечься и отвлечься, то выбор был невелик. Можно было посидеть дом с книжкой…. Можно было пройтись по улицам города, по всем пяти улицам и одному переулку, вежливо кланяясь встречным прохожим, снимая шляпу и задавая традиционный вопрос:«וואָס ס פּאַסירן?» — что слышно?

А можно пойти в Яффо. Но Тель-Авив был далеко от Яффо.  Нет, идти было близко, может, полчаса. Тель-Авив был далек от Яффо ментально, психологически. Так далеко, дальше, чем от Эйлата сегодня.

В своих воспоминаниях герой моего прошлого очерка Саадия Шошани, который вырос в Тель-Авиве и вместе с Тель-Авивом, рассказывал: «Молодежь уходила в дюны. Уединиться. Или собирались у кого-то дома. Долго не сидели, старались до полуночи разойтись по домам. Тогда еще было чего бояться на ночных улицах Тель-Авива, как сегодня в Иерусалиме (цитата из выступления Саадии Шошани в доме Ицхака Бен-Цви в 1961-м году). А уж если шли в Яффо, то обычно шли в кафе Лифшица. Там можно было поиграть в биллиард или просто почесать языками. Или выпить с дамой чаю из пузатого самовара, который старик Лифшиц привез из самой Варшавы.

кафе яффо

Нахум Гутман — Кафе в Яффо

Saadia_Shoshany_&_Ben-Tzvi

Саадия Шошани выступает в доме И. Бен-Цви

Некоторые, самые прогрессивные, отправлялись в кафе Зарифа, на улице Буструс, недалеко от гостиницы «Каминиц». Чай там было хуже, зато кофе по-турецки – крепче. Но дело вовсе не в кофе.  У Зарифа показывали кино. «Реиноа» — так называли тогда синематограф. Главным волшебником, то есть, киномехаником, был Вилли Милеенс, христистианин из Бельгии, который вместе с братом Адольфом работал в немецком цирке Момэрта.

Вилли сам рассказывал о цирке. Кстати, приехавший из Гамбурга цирк Момэрта тоже был еще одним «источником развлечений». Цирк, который Момэрт годами собирал по всей Европе, был довольно большим по тем временам. В нем было 9 львов и 9 тигров, волки и гиены, 30 обезьян, лошади и коза. Зачем нужна была коза?  Одним из самых необычных номеров цирка Момэрта было совместное выступление гиены, пони и козы. Они вместе бегали по арене и не трогали друг друга. Были в цирке, конечно, и люди. Только акробатов-танцоров было тридцать человек. Как и обезьян. А еще были клоуны, силачи, жонглеры и музыканты. Цирк размещался на пустыре в Маньшие, яффском пригороде, граничившем с Неве-Цедеком. Шатер был таким большим, что в цирке помещался весь Тель-Авив и еще были места для яффских арабов. Яффские арабы семьями приходили в цирк. Вот иерусалимцам приходилось хуже. Они всегда жили беднее. Билет в цирк на семью для них был недосягаем.  Состояние.  На базаре в Яффо иерусалимцы, как евреи, так и арабы, продавали свои вещи в обмен на билеты в цирк.

Но мы не о них, мы о цирке.   И о Вилли.  Вилли и его брат были из цирковой семьи акробатов. В труппе была также их мать и сестра. Отец умер (после травмы) когда братья были еще маленькими.  Когда братьям исполнилось 16, вся семья ушла из цирка. Цирк как раз перебирался в Хайфу. Они еще помогли загрузить все на огромные телеги, запряженные шестеркой мулов, и, взяв расчет, остались в Яффо. Они мечтали получить какую-то нормальную профессию, бродить с цирком им надоело. Деньги, которые у них были, они отдали знакомому, который по делам ехал в Париж, и попросили его купить кинопроектор и несколько фильмов.  Они решили открыть в Яффо кинотеатр. Почему именно в Яффо? Как потом рассказывал Вилли, — «… в больших городах уже были кинотеатры, Тель-Авив был слишком мал, в деревнях люди были слишком примитивны, а вот Яффо, как нам тогда казалось, идеально подходил.»

Да, в Яффо было много европейцев, даже больше, чем в Иерусалиме. И в начале 1911-го года братья получили посылку – киноаппарат, и ящик с фильмами, которых должно было хватить на полгода. «Мы договорились с Зарифом, и вечерами начали показывать фильмы в его кафе на улице Буструс, прямо напротив Часовой башни. (там сейчас находится ресторан «Кахиль»)», — рассказывает Вилли. «Вечерами мы крутили кино, а днем учились. Адольф учился механике в слесарной мастерской яффского армянина, а я подрабатывал на заводе у немца Вагнера, в той, что у железнодорожной станции. Мама стала прачкой, обстирывала соседей. Одним из соседей был мельник Голомб, вот тогда мы и подружились с его сыном Элиягу.

рубин кафе яффо

Рувен Рубин — Кафе в Яффо

Но кино и биллиард – это не все развлечение тель-авивцев. Некоторые из них принимали гостей у себя дома. Тут выделялся Дизенгоф. В его дома на бульваре Ротшильд собиралась аристократия. Ну а как же? Во-первых, Дизенгоф говорил и на французском и на русском.  А именно на этих языках говорили интеллигентные европейцы того времени. Во-вторых, в его доме было пианино и Зина, его жена, умела на нем играть. В доме Дизенгофа принимали всех почетных гостей.

440px-ZinaDizenghof22

Зина Дизенгоф — первая леди Тель-Авива

Dizengof home 1910

дом Меира Дизенгоф

Местные, особенно молодежь, собирались в соседнем доме – у доктора Хисина. У доктора были две дочери на выданье, обе – очень красивые.

В доме Элиягу Берлина, у самовара, за чашкой чая, собиралась городская интеллигенция. У Берлина был граммофон и какие-то особенные чашки, которые он привез с великой осторожностью из самого Петербурга. Там спорили о политике, о будущем.

Те, кто хотел поспорить о прошлом, собирались в доме Мордехая Хилеля Ха-Коэна. Там учили иврит, Тору, спорили о толковании Священных книг.

Учителя гимназии и некоторые старшеклассники собирались или в доме учителя Ихиели, либо в доме Кришевского, что жил прямо напротив гимназии.

Подростки любили собираться в доме Акивы-Арье Вайса. Вайс был затейником, изобретателем, и дочек у него было много.

Когда жаркое солнце уходило за дюны, там же, у дома Вайса, собирались на променад нарядно одетые люди. Весь променад – до рельсов и назад. Шли неспешно, чтобы успеть перемыть косточки всем.

Но ведь и «всех» было немного.  Город был маленький.

Но скучно не было!

 

 

 

 

 

Призрачный город. часть 2

«Яффская команда» — это был очень необычный отряд. Сегодня уже никто не вспомнит, кому именно принадлежала идея создания подобного отряда. Но среди первых были члены семьи Шошани – браться Саадия, Йосеф и Менахем и их сестра Белла. Старший из братьев – Саадия и был первым командиром отряда. Команда была создана не в дни эвакуации, а еще в 1913-м году. И старшеклассники 13-го года к 17-му были уже вполне самостоятельными и успешными людьми. Саадия Шошани, которому в 1917-м было уже 28 лет, был удачливым бизнесменом и одним из заместителей мэра – Меира Дизенгофа. Ицхак Ольшанский уже работал в городском суде и со временем стал его председателем. Нахум Гутман, к тому времени уже, откупившись от турецкой армии, прятался на чердаке дома терпимости в Яффо и помогал снабжать отряд оружием.

משפחת שושני- סעדיה, אחיו יוסף ומנחם ואחותו בלה

справа налево — Саадия, Йосеф, Белла и Менахем Шошани

С объявлением эвакуации жителей Тель-Авива, десять из членов отряда было решено оставить в городе для охраны имущества. Остальные участники «яффской команды» охраняли депортированных. Ведь дорога иногда занимала несколько дней, а желающих поживиться за счет евреев было предостаточно. Но уже в самые первые дни, к десятке из команды присоединилось еще несколько человек. Среди них были, например, братья Вилли и Адольф Миленс, циркачи, бежавшие из немецкого цирка, и поселившиеся в доме скрипача и преподавателя музыки Моше Хопенко, который аккомпанировал им во время выступлений.

Членами отряда были Миша Черток (Моше Шарет – будущий первый министр иностранных дел и премьер-министр Израиля), Элиягу Голомб, создатель отрядов «Оборона» (Хагана), Дов Хоз, Авраам Айзенштейн (Альдеми) – учитель гимназии, братья Свердловы – Давид и Аарон, будущий мэр города Рамат Гана Авраам Криници, Иекутиель Бээров, Шломо Пахтер и другие. Еще в 1913-м году, когда отряд только создавался, его члены приняли особый кодекс – за каждым членом отряда сохранялось право выбора религии, политических мировоззрений и объединяло их лишь одно – защита жителей Тель-Авива и Яффо. В отряд принимали выпускников гимназии, учащихся выпускного класса и, в редких исключительных случаях, учеников двух последних классов.

Еще в 1915-м году в отряде начались споры – идти ли служить в турецкую армию или нет? Миша Черток и Дов Хоз были за то, чтобы идти в турецкую армию. Прежде всего для того, чтобы получить военное обучение и тренировку.  Элиягу Голомб был среди «метнагдим» — среди несогласных. И основным доводом несогласных была необходимость постоянной защиты евреев Палестины.

1600149235

турецкие офицеры возле Тель-Авива

Ребята из группы задолго до эвакуации начали вооружаться. Они покупали оружие у арабских и еврейских торговцев, а с началом боев на Синае и в Негеве, поставщиками трофейного оружия становятся бедуины. Авраам Криници, который был управляющим на оружейном заводе в Дамаске, помогал снабжать отряд патронами, а Наум Пепер, который был строительным подрядчиком и строил дороги для турецких властей, снабжал отряд взрывчаткой. Учитель химии Меир Винник обучал членов отряда, как делать взрывчатку из подручных материалов. Члены отряда уходили далеко за город, в дюны, и там тренировались во владении оружием и учились взрывному делу. Так как среди них не было саперов, просто чудо, что никто не пострадал во время этих тренировок.

И вот пришел тот день, когда все полученные знания могли послужить делу. Всем было понятно, что как только евреи оставят Тель-Авив, «соседи» займутся мародерством. Не исключалось и то, что арабы попытаются ограбить депортированных в дороге или в их временных лагерях. И «яффская команда» взяла на себя все заботы по охране оставленного города и сопровождения депортированных евреев.

Ицхак Ольшански потом рассказывал:» Когда мы решили остаться для охраны города, возникло много вопросов. Например – как питаться? Я предложил, пока не поздно, догнать телеги депортированных и попросить(взять) у них еду. Но Альдеми меня остановил и сказал, что это недопустимо. И он сам пошел к Дизенгофу и Бецалелю Яффе (члену городского совета) и выпросил у них мешок муки. Потом мы решили, что проще всего нам будет прятаться в гимназии, тем более что там была кухня и пекарня.»

Город опустел. Турецкие власти знали, что в городе осталось несколько молодых людей для охраны имущества, но на данном этапе они этому не препятствовали. И молодые «командос» патрулировали город вполне открыто. Но и проблемы у них тоже были.  Перед уходом из города Меир Дизенгоф приказал выключить систему водоснабжения. А вода ребятам была необходима. И они забрались на здание городского совета на бульваре Ротшильд, где находились баки напорной системы, и самостоятельно включили водоснабжение. На кухне в гимназии из кранов полилась вода. Но она полилась и из кранов, которые граждане второпях оставили открытыми. И в скором времени молодые охранники увидели, что из-под дверей некоторых домов льется вода.

5489773e7304b

гимназия «Герцлия»

 

Rotshild blvd 1910

бульвар Ротшильд, 1910й год Вдали видно здание городского совета и на нем баки водонапорной системы

Но, видимо, Меир Дизенгоф предусматривал, что нечто подобное могло случиться. И еще до того, как жители оставили город, он приказал, чтобы ключи от оставленных домов сдали ему. И Альдеми в одиночку пешком отправился в Петах Тикву, где в это время остановился Дизенгоф по дороге в Кфар Саву. Там он объяснил мэру ситуацию и взял у него ключи. В тот же ребята прошли по домам и закрыли краны. Но обходя дома, они нашли и оставленную еду. Альдеми рассказал потом, что нашли оливки, банки с маринованными огурцами и помидорами, банки с вареньем. Но самый приятный сюрприз их ожидал в доме господина Барского, который был владельцем виноградников в Гадере. В его доме был небольшой винный погреб, который он, по понятным причинам, не успел вывезти. Потом Барский очень сердился, но его вино доставило немало приятных минут «яффской команде».

После того, как последний житель Тель-Авива официально оставил город, турецкие полицейские обнесли его забором из колючей проволоки. Было оставлено два прохода, возле которых дежурили жандармы. Но, оказалось, что этих жандармов хорошо знает Нахум Гутман, и, пообещав подкармливать их, будущий художник заручился их поддержкой. На самом деле эти жандармы даже были рады, что в городе остались ребята – это избавляло их от необходимости патрулировать город.

Несколькими неделями раньше Порта назначила нового генерального прокурора в центральный округ.  Понимая, что прокурору где-то надо жить, Дизенгоф и Шлуш предложили ему во временное пользование один из оставленных домов в Тель-Авиве. Судя по всему, это был дом самого Йосефа-Элиягу Шлуша на улице Герцль, единственный трехэтажный дом в городе. Прокурор согласился на такой «подарок», и согласился на такую мелкую ответную услугу, как прикрывать членов «яффской команды». И он действительно их  прикрывал – несколько раз, когда ребят останавливала полиция, прокурор освобождал их из-под стражи, утверждая, что это прислуга его дома в Тель-Авиве.

Но, все-таки, главным в Яффо был военный комендант Джамаль Паха. Новый прокурор и комендант как-то сразу не поладили друг с другом. Когда коменданту понадобились 400 кроватей для военного госпиталя, он послал солдат в Тель-Авив, пройтись по оставленным домам и изъять там кровати. Ребята из отряда охраны узнали об этом заранее, благодаря своим связям с офицерами турецкой армии. Узнав, они опечатали часть домов печатью Меира Дизенгофа, и предупредили прокурора. Прокурор, в свою очередь, считая себя хозяином Тель-Авива, вообще не позволил солдатам обыскивать дома.  «Яффская команда» праздновала победу. Но рано…

Чувствуя свою безграничную власть, прокурор решил сам «обследовать» оставленные тельавивские дома. Чтобы ему не мешали молодые охранники, он устроил на них облаву. Тогда ребята, зная о конфликте между прокурором и комендантом, просто пожаловались последнему. При этом турецкие охранники, которых тоже достал прокурор, подтвердили, что еврейские ребята работали прислугой в его доме, и прокурор просто не хочет им платить и поэтому велел не пускать их за забор города.

Кончилось это тем, что прокурору было велено выселиться из Тель-Авива, местных охранников поменяли на солдат регулярной армии, а «яффской команде» было позволено приходить в город и проверять, что в оставленном городе все в порядке.

А город был совсем пустой. Нахум Гутман вспоминает, что если кто-то чихал на углу Нахалат Беньямин и Грузенберг, то его было слышно на Ротшильд. Но и чихать в городе было некому. Даже турецкие солдаты жили не в домах, а в палатках за забором. Единственный, кто жил в городе, был их командир, который занял небольшую квартиру на Морской улице. Но призрачный город пугал даже видавшего виды офицера, и очень часто он оставался ночевать либо в Яффо, либо в солдатских палатках.

та

Нахум Гутман. «Пустой город»

После Рош Ха-шана в городе не осталось даже бродячих собак и кошек. Нет, никто их не ел. Просто и они покинули безлюдный город.

16-го ноября 1917-го года британские войска под командованием генерала Алленби подошли к Тель-Авиву. Турецкие солдаты, допив свой крепкий турецкий кофе, сложили оружие у ног лошадей офицеров и вернулись в свои палатки.

18-го ноября того же года евреям было позволено вернуться в свой город. Начиналась новая эпоха!

возвращение жителей Тель-Авива

* СКАД – или «Аль Хусейн» — советские ракеты 8К14 комплекса 9К72 «Эльбрус». Ракета       широко применялась иракской армией против Израиля войны в Персидском      заливе 1991 года.

* Саддам Хусейн – президент Ирака.

*ХАМАС — Харакат аль-мукавама аль-исламиййа» арабский («Исламское движение       сопротивления») – террористическая организация, правящая в секторе Газа.

* гимназия «Герцелия» — первая школа Тель-Авива, первое в мире учебное заведение,        где преподавание всех предметов велось на языке иврит.

*халука – распределение, иврит. Деньги, которые собирали евреи диаспоры для     помощи евреям Палестины.

*бакшиш – взятка, турецкий.

* сарайя – дворец, турецкий. В данном случае дворец губернатора Яффо.

*Рош Ха-шана – еврейский новый год, обычно – в сентябре

* Морская улица – сегодня улица Алленби

Призрачный город. часть 1

«Город без перерыва» ушел на перерыв. Пешеходов мало. На бульваре Ротшильд есть свободные места на сине-белой парковке. На набережной людей чуть больше. Слышу, как две немолодые дамы успокаивают друг друга:» … тут же йод, а йод убивает микробов!». И взяв друг друга под руку, чтобы порывы ветра не сбили с ног, пошли дальше.

Возле аптек и магазинов стоят люди, словно деревья в лесу. На расстоянии. Можно пройти сто метров и не встретить человека.  Для Тель-Авива пройти сто метров по тротуару в одиночестве – это мертвый город. Город ушел на перерыв.  Даже старожилы не помнят такого. Даже во время войны такого не было. Ни в одну войну. Ни в 1991-м, когда на город падали «СКАДы» Саддама Хусейна, ни потом, во время войн с ХАМАСом в 2008-9-м, в 2012-м и в 2014-м. Улицы Тель-Авива никогда не были столь тихими, а городские кафе – столь пустыми.

И все-таки в истории Тель-Авива такая ситуация уже была. И именно о ней я и собираюсь вам рассказать.

28 июня 1914 года девятнадцатилетний гимназист, боснийский серб Гаврило Принцип, член террористического подполья, убил наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его жену Софию Хотек во время их визита в Сараево. Это кровавое событие послужило формальным поводом для начала одной из самых кровопролитный и масштабных войн человечества – Первой Мировой войны. И несмотря на то, что Сараево очень далеко от Святой земли, эти события отразились и тут.  Ровно через месяц после убийства эрцгерцога, 28-го июля Австро-Венгрия объявляет Сербии войну. Германия объявляет России войну 1-го августа, а Франции – 3-го августа 1914-го года. Первая Мировая началась!

1024px-Franz_ferdinand

эрцгерцог Франц Фердинанд

Проблемы в Палестине началась еще до того, как Турция включилась в войну.  И, как всегда, первым делом война отразилась на банках – вкладчики поспешили забрать свои деньги. Так как денег, конечно же, не хватало, власти объявляют мораторий на извлечение денег.

Тель-Авив замирает. Нет строительства, даже ремонты зданий прекратились. Практически не работает почта. Многочисленные ученики гимназии «Герцелия» оказались оторванными от своих семей, живущих за границей. Перестала приходить денежная помощь от евреев диаспоры – «халука» — что отразилось на материальном положении наименее защищённых слоев еврейского населения. Очень поднялись цены на продовольствие. В первые же дни августа 1914-го года, когда всем стало понятно, что это не просто мелкий конфликт, а полномасштабная война, в Тель-Авиве создается специальный кризисный комитет, целью которого было создание условий выживания.  Первое задание, которым этот комитет сам себя «озадачил» было снабжение жителей города хлебом. Комитет закупает муку, и, чтобы избежать воровства и обмана, сам создает пекарню, на которой этот хлеб выпекается. Пекарня эта находилась на улице Герцль и называлась ״לחם 153״- «Хлеб 153». Почему 153? Дело в том, что из одного стандартного мешка муки получалось 153 буханки хлеба.

Кроме вновь созданного кризисного комитета, помощь жителям Тель-Авива оказывал и городской комитет под руководством мэра Меира Дизенгофа. Так как большинство предприятий и мастерских в Тель-Авиве и Яффо закрылись, городской комитет создал рабочие бригады, которые строили дороги и тротуары, занимались подготовкой земельных участков под застройку. За это комитет платил специальными талонами на продовольствие, кроме того, деньги на оплату этих работ выделил Еврейский комитет и Земельная компания.

В это время уже и турецкие власти понимали, что не смогут оставаться в стороне от войны. Были повышены налоги, мужчин стали забирать на различные армейские работы. Кризисный комитет вынужден был помогать и их семьям.

В октябре 1914-го года Турция вступила в войну. И сразу появилась новая проблема – в Палестине проживало множество евреев, не имевших турецкого гражданства. Более того, значительная часть из этих евреев была гражданами стран, противников Турции в этой войне. И им всем в срочном порядке пришлось решать эту проблему. Кому-то удалось вернуться домой, кому-то удалось получить гражданство иной страны, которое позволяло остаться в Палестине, например – австрийское. Некоторые молодые мужчины пошли добровольцами в турецкую армию, что давало их семьям некоторую защиту. Таких было совсем немного, прежде всего потому, что условия службы в турецкой армии были практически невыносимыми.

Хахам-баши, главный раввин Константинополя, Хаим Нахум прислал телеграмму, в которой призывал евреев Палестины принять турецкое гражданство. Если можно перевести слово, которое означало этот процесс на русский язык, то называлось бы это «оттманство». Среди первых в этом были Меир Дизенгоф, Йосеф-Элиягу Шлуш, рабби Узиель и другие. В Яффо турецкие власти создали специальную комиссию, которая рассматривала такие просьбы. Даже евреи из России, одев на голову красные фески – тарбуши – тоже стояли в очереди за «гражданством».

Но все это закончилось очень быстро.  17-го декабря 1914-го года пришел «черный четверг». На улицы палестинских городов вышли отряды турецкой полиции. Они проверяли дом за домом, и всех тех, у кого не оказалось турецкого гражданства, под конвоем препроводили в порт Яффо. Все это было проделано довольно грубо, без сантиментов, без соблюдения элементарных гражданских прав.

Меир Дизенгоф и Йосеф-Элиягу Шлуш немедленно обратились к начальнику турецкой полиции за разъяснением. Но тот сослался на приказ Ахмеда Джамаль Пахи. И полицейские продолжали арестовывать евреев без гражданства. Несколько сот таких арестованных скопилось в армянском монастыре Яффо, и итальянский грузопассажирский корабль, на борт которого силой погрузили 750 евреев, отправляется в Александрию. Именно в Александрии создается лагерь для перемещенных евреев. Среди депортированных были доктор Мосинзон – директор гимназии «Герцелии» и несколько учителей, Менахем Шенкин, Давид Грин (Бен-Гурион), Иешуа Ханкин, Ицхак Бен-Цви и многие другие. Угрожали турки и Дизенгофу, но тому удавалось раз за разом убеждать власти в необходимости его присутствия в городе.

шлуш

Меир Дизенгоф (справа) и Йосеф-Элиягу Шлуш

А война продолжалась.  И это отражалось и на жизни Тель-Авива. Турецкая армия двинулась на Египет, а жителям города приказали загрузить целый поезд мешков с песком, на случай если понадобится перекрыть Суэцкий канал. Приказ пришел в пятницу, и было велено закончить работы в течение суток. То, что наступал шабат, турок никак не волновало.

депортированные евреи в Египте

Прошло всего несколько недель с начала войны, и в городе усугубились проблемы. Начинается голод. Начинаются болезни. В Яффо и Тель-Авиве свирепствует тиф, холера, малярия. Люди просто падают на улице. Врачи делают все возможное и невозможное. Двое из них – Менахем Штайн, один из основателей Неве-Цедека, и Ицхак Кришевский, один из первых врачей Палестины, несмотря на все меры предосторожности, заражаются тифом и умирают.

Из Европы присылают лекарства и эпидемию удается погасить. Но только тель-авивцы справляются с одной проблемой, как приходит другая. Турецкие власти объявляют мобилизацию. И в этот раз не на работы, а в армию. Было приказано прекратить занятия в старших классах гимназии и мобилизовать мальчиков на офицерские курсы. Среди старшеклассников было несколько добровольцев, например будущий художник Нахум Гутман, но все-же большинство учеников в армию не хотело. Поэтому они «включили» старый и проверенный способ. За немалый «бакшиш» у местных властей можно было купить справку, что призывник работает на местную власть и его присутствие на месте жизненно необходимо.

нахум гутман

рисунок Гутмана «Изгнание евреев из Тель-Авива»

Противостояние властей и жителей продолжалось до начала 1917-го года. Власти конфисковали у жителей Тель-Авива строительные материалы, приготовленные для новой городской синагоги, конфисковали часть продовольствия со складов яффского порта, закрывались больницы, магазины… Жить становилось все тяжелее, и каждый день людям казалось, что хуже уже быть не может.

Хуже стало в канун пасхальных праздников. 26-го марта 1917-го года британский военно-морской флот во второй раз обстрелял Яффо и Тель-Авив. В тот же день Джамаль Паха пригласил в яффскую «сарайю» всех руководителей Тель-Авива.

— англичане продвигаются очень быстро, — сказал он, — они уже взяли почти весь Синай и захватили Эль-Ариш. Поэтому я приказываю вам начать подготовку к эвакуации Тель-Авива. Соответствующие документы будут готовы в течение нескольких дней.

Два дня Меир Дизенгоф и Йосеф-Элиягу Шлуш пытались уговорить Джамаль Паху, но все было безрезультатно. И Дизенгоф начинает рассылать письма в другие еврейские поселения, с просьбой принять тель-авивцев.

В пасхальный вечер, 6-го апреля 1917-го года, военный комендант Палестины Ахмед Джамаль Паха вручил Меиру Дизенгофу ордер от Османской империи на временную депортацию всех жителей Тель-Авива. Вот такой вот пасхальный подарок.

400px-Ahmed_Djemal_-_Project_Gutenberg_eText_10338

Ахмед Джамал Паха

10 000 жителей Тель-Авива (в это число входила и бОльшая часть еврейского населения Яффо и его пригородов) должны были покинуть город.

Началась подготовка к депортации. Около 7000 приняли Кфар Сава, Зихрон Яков, Иерусалим и немного – Петах-Тиква. Тверия приняла 1200 тельавивцев, 700 – принял Цфат, около 400 человек были распределены по небольшим поселениям Галилеи.

.jpg123

Тель-Авив опустел. Но только на первый взгляд. В городе остался небольшой отряд выпускников и старшеклассников гимназии «Герцелия», получивший позже название «яффская команда».

продолжение

 

 

Экскурсия — «Белый медведь» Тель-Авива

Слон, вальсируя в посудной лавке, причинил бы меньше ущерба, чем он, проходя по жизни ярким танцем. Но он иначе не мог. Он летел по жизни, словно ослепительная звезда, своим пламенем сжигая зачастую за собой мосты, иногда сжигая своих близких. Он хотел гореть, как Данко, но огня у него оказалось слишком много.
Он был пьяницей, гулякой-бабником, сумасбродом. Он по всему своему жизненному пути оставлял за собой разбитые женские сердца.  И его все равно очень любили женщины.
“Я не знал материнского тепла и вырос в очень холодным краю – краю белых медведей. Наверно поэтому мне всю жизнь не хватало тепла любимой и любящей женщины”,- как то сказал он, глядя вслед очередной, уходящей от него заплаканной женщине.
Вы уже догадались, о ком идет речь?
Александр Пенн – поэт, актер, кинорежиссер, боксер, тренер, коммунист, сионист, светский лев, пьяница… список этот может быть бесконечен. Его называли израильским Маяковским, но сам Маяковский гордился дружбой с ним. Есенин завидовал ему – “как же ты любим женщинами”!
Итак, я приглашаю вас на необычную экскурсию – и по тематике и по стилю. “Белый медведь” – так иногда называли друзья Александра Пенна.  Ему и посвящается новая экскурсия, на которой я расскажу о потрясающей любви Александра Пенна и Ханы Ровиной, о истории израильского театра. Я покажу вам те самые места, где проходили встречи влюбленных, где они жили и еще много интересного о жизни первых представителей израильской богемы.
Экскурсия состоится в субботу, 15-го февраля, в 10 часов утра.
Место встречи – на перекрестке улиц Дизенгоф и Жаботински (у аптеки).
Продолжительность экскурсии – 2,5 – 3 часа. Стоимость экскурсии – 50 шек для взрослых, дети бесплатно.
пенн

Запись и вопросы — как всегда тут и по телефону 054-7773100

«Белый медведь в Тель-Авиве!» — новый цикл экскурсий.

Слон, вальсируя в посудной лавке, причинил бы меньше ущерба, чем он, проходя по жизни ярким танцем. Но он иначе не мог. Он летел по жизни, словно ослепительная звезда, своим пламенем сжигая зачастую за собой мосты, иногда сжигая своих близких. Он хотел гореть, как Данко, но огня у него оказалось слишком много.
Он был пьяницей, гулякой-бабником, сумасбродом. Он по всему своему жизненному пути оставлял за собой разбитые женские сердца.  И его все равно очень любили женщины.
«Я не знал материнского тепла и вырос в очень холодным краю — краю белых медведей. Наверно поэтому мне всю жизнь не хватало тепла любимой и любящей женщины»,- как то сказал он, глядя вслед очередной, уходящей от него заплаканной женщине.
Вы уже догадались, о ком идет речь?
Александр Пенн – поэт, актер, режиссер, боксер, тренер, коммунист, сионист, светский лев, пьяница… список этот может быть бесконечен. Его называли израильским Маяковским, но сам Маяковский гордился дружбой с ним. Есенин завидовал ему – «как же ты любим женщинами»!
Итак, я приглашаю вас на совершенно новую экскурсию — и по тематике и по стилю. «Белый медведь» — так иногда называли друзья Александра Пенна.  Ему и посвящается новая экскурсия, на которой я расскажу о потрясающей любви Александра Пенна и Ханы Ровиной, о истории израильского театра. Я покажу вам те самые места, где проходили встречи влюбленных, где они жили и еще много интересного.
Экскурсия состоится в субботу, 27 апреля, в 10 часов утра.
Место встречи — на перекрестке улиц Дизенгоф и Жаботниски (у аптеки).
Продолжительность экскурсии — 2,5 — 3 часа. Стоимость экскурсии — 50 шек для взрослых, дети бесплатно.
пенн

Бата и Грига — окончание истории.

По каким-то непонятным причинам окончание этой истории оказалось недоступным моим читателям. И я с радостью исправляю ошибку. Итак — окончание романтической истории:

Джала опустился на одно колено и сказал дрожащим голосом:

  • Я не богатый человек и кроме руки и сердца, мне нечего тебе предложить! Зато это я могу отдать тебе навсегда! – эти слова он сказал на французском, на том самом языке, который больше всего подходит именно для таких слов.

Нельзя сказать, что для Аглаи эти слова стали неожиданностью.

Женщины обычно чувствуют, когда мужчина собирается их произнести. И все-таки Аглая расплакалась. И тогда Джала поднял ее на руки, словно маленькую девочку и донес до дверей ее квартиры. За всю дорогу Аглая не произнесла не слова, но как только ее ноги почувствовали твердую землю, твердость вернулась и в ее душу и сердце. Она совладала с переполнявшим ее волнением и ответила —  я согласна!

Наверное в этом месте опытный романист, вроде Донцовой или Вильмонт, поморочил бы читателей душевными сомнениями прелестной блондинки. «Выходить замуж или не выходить? Ждать принца на белом коне или ограничиться флористом на сером ослике?» Но я не романист, и поэтому написал так, как оно было. Ну, мили во всяком случае так, как об этом рассказали Аглая и Джала! Итак, на чем я остановился?  Ах да…

  • Я согласна, — сказала Аглая, и влетела в квартиру, прикрыв за собой дверь!

На следующий день, когда Джала утром вошел в оранжерею, Аглая уже ждала его.

  • Я так рада, — сказала она Джале,  — но… как мы можем пожениться? Я полячка, католичка, а ты – араб, мусульманин?  У нас разная религия, разное гражданство…

Это только в сказках с милым и в шалаше рай. Тот, кто имел дело с полячками, прекрасно знает о необыкновенных способностях этих женщин.  Их мозги, независимо от цвета волос, дадут сто очков форы Вассерману вместе с Перельманом, если речь идет о женитьбе и благополучии семьи.

  • Давай пойдем посоветуемся с Моше (Мориц Блох – примечание автора), как нам быть?

Джала не был против и молодые люди поднялись на второй этаж к хозяину здания.

Господин Блох с утра неважно себя чувствовал, но молодых людей принял и пригласил разделить с ним скромный миллионерский завтрак. За чашечкой чая какого-то крайне редкого сорта, присланного братом из далекого Сингапура, Мориц внимательно выслушал сбивчивый рассказ Аглаи, а потом короткие и сдержанные пояснения Джалы и, немного подумав, спросил:

  • Джала, тебе где больше нравится – среди евреев в Тель-Авиве или среди арабов в Яффо?
  • Здесь, в Тель-Авиве, конечно, — ответил Джала,
  • А тебе, Аглая, еще хочется вернутся в Польшу или ты уже привыкла к тель-авивской жаре?
  • Привыкла, господин Блох и мне очень тут нравится.
  • Так почему бы, дети мои, вам обоим не… принять иудаизм и пожениться старым еврейским способом? Под хупой и под крики «Лехаим»?
  • А разве это возможно? – в один голос спросили молодые люди.
  • Если вы любите друг друга – нет ничего невозможного, — ответил Блох, — а я вам помогу!

Сразу после Хануки 1938-го года Аглая и Джала сыграли свадьбу. С хупой и криками «Лехаим». И пусть гостей на свадьбе было не очень много, это бы те, кто искренне радовался счастью «Бата и Григи»…

И если вы думаете, что это конец истории, то вы глубоко заблуждаетесь!

Весной 1948-го года, когда Аглая была беременна третьим ребенком (забегая вперед, скажу что в этот раз у двух старших сестер появился брат) Джала обратился к Йоханану Ратнеру, одному из самых высокопоставленных командиров Хаганы и сказал, что хочет защищать свою страну.

  • Ты понимаешь, чем ты рискуешь? Тебе придется стрелять в арабов – в твоих соплеменников? – спросил его Ратнер.
  • Всю свою жизнь я прожил среди евреев. Никогда не видел от ничего плохого – ни тогда, когда ходил молиться в мечеть, ни теперь, когда я хожу в бейт-кнессет. Я глубоко уважаю этот народ, и давно чувствую себя его частью, задолго до того, как стал иудеем. Я готов защищать город в котором живу, от любого, кто придет сюда с оружием! – как вспоминал потом сам Джала, это была самая длинная речь за всю его жизнь.

Джалу приняли в Хагану. Я не знаю подробности его воинской жизни, хотя один из старых пальмаховцев рассказывал мне, что в боях под Рамле видел здоровенного парня, который мог взвалить на плечи два станковых пулемета, словно это были деревянные метлы. И был тот парень очень похож на араба, если бы не пел еврейские песни на иврите куда лучшем, чем у многих других евреев…

Закончилась война, к сожалению – не последняя. Подросли дети. Уже давно закрылся цветочный магазин, и новая, социалистическая Польша открыла свое посольство на соседней улице. Джала давно владел цветочным магазином в Герцелии, там же жила вся семья. Старшая из дочерей стала врачом, Филипп – сын, родившийся в разгар войны, стал представителем самой мирной профессии – строителем, а средняя из дочерей – Лея, стала учителем в школе. Именно дочка Леи, которую назвали в честь деда – Ала (именно с одним «л»), единственная из всей семьи, проживающая сегодня в Тель-Авиве и рассказала мне подробности этой истории.

Может быть теперь, когда вы приблизились к ее окончанию, вы скажете, что интрига не оправдалась, что я слишком много «пообещал» в начале своего повествования. Ну что же – возможно вы и правы! А меня эта история тронула до глубины души. Тронула настолько, что я по крупицам собирал детали этого рассказа. Конечно, кое что слегка приукрашено мною, но если и так, то совсем чуть-чуть – чтобы сделать этот рассказ романтичнее.

В конце концов – это еще одна городская легенда… «Бата и Грига»!

«Парламент» бульвара Ротшильд

     В  начале 90-х прошлого, двадцатого века, их еще можно было увидеть.  Они собирались в тени огненных пунциан, на старых, сотнекратно крашеных скамейках. Еще не было Макдональдса, не было велосипедных дорожек и даже не пахло палатками.

     С каждым годом их становилось все меньше и меньше. Наверное… это правильно. Но я не хочу о грустном. Я хочу рассказать о любви. И этот рассказ будет состоять из нескольких частей, каждая из которых расскажет о любви по-своему.

      В начале 90-х их все еще  называли «парламент бульвара Ротшильд».

Группа стариков, ветераны ПАЛЬМАХа и ЛЕХИ, когда-то враги, а теперь друзья, снова объединенные единым врагом – старостью. Они собирались на бульваре рано утром и сидели там до наступления полуденного зноя. Читали газеты, слушали транзисторные радиоприемники, восхваляю чудеса прогресса, пили чай из термоса, закусывая его принесенными из дома бутербродами.

     Они собирались и спорили. Они так яростно спорили, что казалось, что огненные цветки пунциан вот-вот займутся настоящим пламенем. Они так досконально разбирали все мировые проблемы, что у случайных прохожих складывалось впечатление, что именно от этих стариков и зависит решение этих самых проблем.

     Между прочим, с ними считались и сильные мира сего. Мне рассказывали, что Ицхак Шамир (ДБП), занимая пост премьер-министра, неоднократно приходил к скамейкам на бульваре Ротшильд, чтобы из «первых уст» узнать мнение народа. Этим старикам уже нечего было терять, и они могли позволить себе говорить правду, снисходительно похлопывая Шамира по плечу. А сам Шамир, навещая «парламент на Ротшильд» отшучивался, говоря, что продолжает традицию, начатую еще Бен-Гурионом.

     Меня с этими стариками познакомил мой друг, старый тель-авивский фотограф дядя Миша. То есть, он не был очень старым, во всяком случае, в сравнении с этими стариками, но как фотограф он действительно был очень старым.  Он рассказал им, что «у пацана ненормальное увлечение». В то время, как кто-то коллекционирует марки или монеты, этот парень коллекционирует тель-авивские легенды. Дяди Мишиной рекомендации было вполне достаточно, и уже на второй или третьей встречи со мной начали делиться городскими легендами. При этом самого дядю Мишу они называли странным прозвищем – Кацнеленбоген. И это тоже отдельная история.

            В «парламенте» на Ротшильд  «заседали» не только мужчины – были там и женщины. Их было очень мало, да и появлялись там они гораздо реже. Может быть именно поэтому они мне так запомнились. И именно с женщины я и начну.

Ее звали Гелика.  Позже я узнал, что это сокращение от «Ангелика», но все, кто знал эту женщину, называл ее именно так – Гелика. И свою историю она сама мне рассказала, попыхивая Ноблесом.

«Ты когда-нибудь задумывался, почему израильтяне такие открытые? Ничего не боятся, никого не стесняются и вообще – живут так, как будто это последний день и «завтра» уже не будет? – спросила меня Гелика. Я начал нести что-то про врожденную наглость и нахальство, но она рассмеялась, пустив мне в лицо серию колечек сигаретного дыма.

            …  я приехала в Израиль в июне 1948-го года. Пароход, едва не развалившись, привез меня и еще сотню таких же, как и я из итальянского города Бари, где нас собирали со всей Европы – еврейских сирот, переживших эту страшную войну.  Мне было всего 16 в 48-м. Да, можешь подсчитать, сколько мне сейчас!

            Пароход прибыл в Хайфу около полудня. Нас напоили, накормили и разделили на группы – по языкам. Я еще помнила совсем немного идиш, но кроме французского, других языков не знала.  «Французов» было всего четверо, остальные были из Восточной Европы и Германии.

            Нас опросили, записали имена и возраст. Я прибавила себе год, так.. на всякий случай, ведь никто не мог проверить. После этого меня и еще с десяток молодых людей и девушек посадили в открытую машину и куда-то повезли. Нет – какая-то женщина что-то объясняла, но я-то ее не понимала. Везли нас долго – уже начало темнеть, когда мы оказались на окраине какого-то поселка. Там был разбит палаточный лагерь. Нас развели по палаткам, причем в палатках были и мальчики и девочки. В моей оказался курчавый брюнет лет 18-ти, который немного говорил по-французски. Звали его Аврум, Ави, и он был родом из Румынии.

Ави объяснил мне, что это военный лагерь, и что нас будут учить, как воевать с арабами – в Израиле идет война. Мы говорили с ним очень долго  и уже почти засыпая, Ави меня поцеловал.

Из сна меня выдернули истошные крики. «На лагерь напали», — объяснил мне Ави и потянул за собой. Чуть дальше, метрах в 100-150 за лагерем были окопы.  У некоторых откуда-то возникли ружья. Началась перестрелка. Я лежала на дне окопа, а надо мной стоял Ави. Он казался мне божественно красивым, этот еврейский юноша из Румынии, с пальцами пианиста, стреляющий в невидимого мне врага. Что-то очень большое и горячее разливалось внутри меня, и я перестала бояться выстрелов. Я встала во весь рост, обняла Ави и поцеловала его. Через несколько минут бой стих.  Арабы убежали. А мы с Ави остались в окопе.  Кроме нас там, конечно, были еще люди. Такие же молодые, как и мы. Но мы их не видели. А они не видели нас. Мы обнимались, целовались и…»

На этих словах Гелика замолчала.  Она прикрыла глаза и долго-долго молчала, изредка затягиваясь своим Ноблесом. Я тоже молчал…

«Ты же взрослый уже!» — улыбнулась она, открывая глаза.

«Сам понимаешь, что произошло потом там, в том окопе. И мы не стеснялись. Так это было. А на следующий день Ави убили!

Теперь ты понимаешь, почему израильтяне такие? Столько лет уже прошло, а мы все еще живем так, как будто «завтра» может и не наступить! И все надо успеть сегодня, сейчас. Такая уж у нас страна. К сожалению.

А Ави… Я так и не узнала его фамилию. Я ничего о нем не узнала. Но люблю его до сих пор. И сына своего назвала Ави.»

Вот такая сегодня будет история. Она не о Тель-Авиве — она о любви…

 

Джизгара

Не раз и не два я благодарил Светлую Силу за то, что свела меня с дядей Мишей.  Этот человек знал о прошлом Тель-Авива столько, что ни один архив не мог вместить в свои затхлые комнаты. Иногда он давал мне ответы на такие вопросы… Но я попытаюсь по порядку.
В 1991-м году я купил свою квартиру, ту в которой все еще живу. Продавец, с которым мы даже подружились в процессе сделки — Рафи Свисса — был музыкантом. Точнее, он «работал» певцом в гостинице «Дан» в Герцелии. Мы встречались с ним несколько раз, купля-продажа квартиры процесс не простой, требует заполнения кучи всяких бумаг. И вот как-то раз, когда я пришел к Рафи в условленное время, его дома не оказлось. Его супруга Мэри угостила меня кофе и вскольз сказала, что Рафи застрял на примерке в «Ноге». Сказано это было таким тоном, словно подразумевалось, что все обязаны знать, что это за «Нога» и что именно там примеряют.
Прошло какое-то время и при очередной встрече я спросил дядю Мишу — что за магазин одежды, который называется «Нога»?  Нет, ну в самом деле — а что еще мне могло прийти в голову? Что может примерять ресторанно-гостиничный певец?  Концертный костюм!  Где? Ну конечно же в магазине! (91-й год, я всего около двух лет в Израиле и еще пропитан «совком»).

Как я уже сказал, в Тель-Авиве не было такого места, о котором бы не знал дядя Миша. Итак, очередной рассказ от старого фотографа в моей интерпретации. «Джизгара!!!»

В 60-70-80хх и даже в начале 90-х свадьбы не проходили без музыки. Еще не наступила эпоха «электро-наездников», приходящих на торжества с чемоданом поцарапанных компакт-дисков ужасного звучания.  Еще не осознали устроители торжеств, что пригласить одного такого «электрика» куда дешевле, чем приглашать коллектив музыкантов.

И играли на свадебных и других торжествах ансамбли, группы, бэнды, играли живые музыканты, исполняющие живую музыку. Среди них, кстати, было не мало профессионалов, с музыкальным образованием, которые, в свободное от халтур время, аккомпанировали известным исполнителям.

Ой – прозвучало слово «халтура»!  Да, именно так их и называли – халтурщики, хотя в их работе и в их музыке было куда меньше халтуры, чем у многих современных звезд эстрады.

Короче, были торжества и были музыканты, на этих торжествах играющие. То есть, был спрос и было предложение. Налицо две основные составляющие  свободного рынка. А если есть рынок – значит должен быть кто-то, кто устанавливает законы этого самого рынка. В экономике это называется – биржа!

Биржа музыкантов. И “размещалась” она в кафе “Нога”, которое до сих пор находится на улице Пинскер. Сегодня это просто бильярдный клуб, а тогда именно здесь решались сложнейшие проблемы – кто и где будет играть!
Dкафе Нога

В Тель-Авиве залов было не так уж много. И уж совсем не много таких, которые отностились к классу “Люкс”, таких, куда надо было занимать очередь за год вперед. Это были залы вроде “Шошаним” (Розы), “Далия”, “Каланиет”, “Топаз” и конечно “Ноцец” (Сверкающий). Все молодожены мечтали провести свое торжество в одном из этих залов. Но когда речь заходила о музыке – распорядитель зала доставал из кармана визитку с именем и телефоном и объяснял, что о музыке нужно договариваться с этим человеком.  И так как многие молодожены совершали “круг почета” по нескольким залам, то они не могли не обратить внимание, что несмотря на разные имена на визитках, номер телефона обычно был один и тот же.  Это был телефон кафе “Нога”, а имена принадлежали “кабланам” – подрядчикам. Каждый из этих подрядчиков “работал” только со своими залами. И в каждый такой зал музыканты могли попасть только через подрядчика.
Нога

Как же работала биржа музыкантов?  Порядок был такой: молодожены договаривались с залом, зал “подставлял” им музыкального подрядчика.  С ним велись переговоры – какую музыку играть, какие песни петь, какие инструменты должны быть и сколько музыкантов. Да-да – именно так. На “ашкеназских” свадьбах практически всегда присутсвовала скрипка, а на сефардских – бузука, домбра или тарбука. Выяснив все детали, подрядчик прежде всего находил “органиста” – так тогда называли клавишника, то есть того, кто умеет отличать белые клавиши от черных. Клавишник был бригадиром!  И уже вдвоем они подбирали остальных музыкантов, в зависимости от требований заказчика.
Эхуд Банай в Ноге

Именно подрядчик обеспечивал усилительную технику и освещение, концертные костюмы и оформление сцены. Ансмаблю давалось сочное название и… вперед! Ах, какие тогда названия были популярны – “Кошки”, “Тигры”, “Голубые звезды”, “Золотые короны”. И лишь немногие обращали внимание на то, что “Голубые звезды”, играют сегодня в “Далие” в составе семи человек, а завтра в “Топазе их только четверо, причем все четверо – девушки.

Нет, были конечно и легендарные музыканты – вроде барабанщика Вилли, слепого на один глаз ветерана “Пальмаха”, который был знаменит тем, что никто не мог его перепить, ну и еще   и тем, что играл, как бог. Или русский саксофонист Илия (Илья), который играл на саксофоне своего деда и который мог извлечь из своего некогда сверкающего иструмента любые звуки – от плача младенца до рева реактивного самолета.

Noga-Facade
Но даже эти музыканты не могли попась в зал сами – только через подрядчика. Рано утром музыкальные “хозяева” собирались за столом у стойки – поближе к телефону, заказывали стакан кофе и ждали, с нетерпением глядя на телефон. К обеду подтягивались музыканты. И тогда начиналась жизнь. Шла дележка – денег, клиентов, залов, музыкантов.

В начале 90-х, когда я попал в “Ногу” впервые, там все заправлял грузный усатый мужик по прозвищу “Гонзалес”. Был родом из Киева, сам в прошлом не то тромбонист, не то кларнетист. Почему “Гонзалес” – я так и не узнал…   Но ни один нормальный зал тожеств не мог впустить музыкантов, не имея на то разрешения этого “Гонзалеса”.

К нему обращались и владельцы  студий звукозаписи, которым нужны были музыканты на одну сессию. Там, в “Ноге” когда объявился впервые и Зоар Аргов, который вначале был просто музыкантом, играющим в заказных составах.

В середине 90-х на сцену, в прямом и переносном смысле, вышли “наездники” – диск-жокеи.  Они сбили цены, они дали возможность гостям услышать на торжестве оригинальные голоса мировых звезд, пусть и не в очень хорошем качестве.

Профессия свадебного музыканта умерла. С ней “умерли” и халифы музыкального мира, умерла и “Нога”, превратившись в обычный биллиардный клуб. Померкло сияние…

Отзвучала “Джизгара”…   Перелестнулась еще одна страничка в истории Тель-Авива.

 

ПС: “Нога” – в зависимости от написания, в иврите может означать и название планеты Венеры и такое слово, как “сияние”.  “Русские” музыканты называли это кафе не иначе, как “Джизгара” – очень уж была популярна в те годы эта песня.

Уроки иврита от дяди Миши

А еще дядя Миша учил меня ивриту. Чаще всего эти уроки проходили либо на крохотной кухне его квартиры на улице Хаяркон, либо за столиком очередного тель-авивского или яффского бара. И “тема” урока всегда напрямую зависела от места его проведения и…  количества поглощенного дядей Мишей горячительного зелья.

— Нет, ну ты посмотри на это “воспаление легких”, –

Читать далее