Реальная история «Безумного Джека» Черчилля – человека из редкой породы настоящих воинов.

«Безумный» Джек Черчилль был одним

из тех редких людей, для которых война

— их стихия. Немногие из них сделали такую

успешную или фантастическую военную карьеру.

Robert Barr Smith

 

            Был май 1940 года, и немецкое подразделение под командованием офицераатаковало деревню под названием Л’Эпинетт, недалеко от Бетюна, Франция. Пятеро его солдат укрылись за стеной двора фермы, спрятавшись от огня британскогоотряда, прикрывающих отступление своего экспедиционного корпуса к Ла-Маншу.

            Внезапно немецкий офицер упал, хотя никаких выстрелов не было слышно, аиз его груди торчала стрела. В то же секунду на изумленных немцев обрушились ружейные выстрелы немцев из небольшого фермерского строения. Возможно, этот офицер знал, что его враг — солдаты манчестерского полка, но от точно не мог знать, что их возглавляет грозный капитан «Безумный» Джек Черчилль. Это стрела, которая пронзила незадачливого немца, была выпущена рукой Черчилля в то время,как винтовки его подчиненных сделали все остальное.

            Да, какими бы смертоносными ни были луки и стрелы, они, несомненно, были анахронизмами современной войны. Но в руках настоящих солдат они оставались грозным оружием солдатами, а именно таким и был Джек Черчилль, призванныйвести за собой. И настоящий лучник, не хуже Робина Гуда тоже.

            Джон Малкольм Торп Флеминг Черчилль, которого друзья называли «Джек Черчилль», а позже — «Безумный Джек Черчилль» или «Боевой Джек», — был профессиональным солдатом, из старой оксфордширской семьи. Черчилль родился в Гонконге, окончил Королевскую военную академию в Сандхерсте в 1926 году и был введен в состав легендарного манчестерского полка с боевыми традициями, восходящими к 18 веку. Полк был сформирован слиянием 63-го и 96-го пехотногополка, и его солдаты проливали свою кровь за Британию по всему миру. Сорок два манчестерских батальона служили только в Первой Мировой войне. 

           Младший брат Джека Черчилля, Том, также стал офицером Манчестера и со временем дослужился до генерал-майора, выйдя в отставку в 1962 году. Еще одинмладший брат, Бастер, выбрал военно-воздушный Королевский флота и погиб за свою страну у Мальты в ожесточенных боях операции «Пьедестал» во время Второй Мировой войны.

            То, что Черчилль был особенным человеком с особенным, очень сильнымхарактером, было очевидно с самого начала его службы, даже в армии, богатой такими людьми. Например, во время службы в Бирме до начала Второй мировой войны он прослушал курс по радиосвязи в Пуне, в Индии. Некоторым может показаться странным, что Черчилль проехал на своем мотоцикле из Рангуна в Пуну, но, по крайней мере, самому Джеку Черчиллю, это не показалось совсем уж необычным. Позже, он должен был проехать еще 1500 миль из Пуны в Калькутту, гдедолжен был сесть на корабль. Оттуда до Рангуна – он снова поехал на мотоцикле. По пути он «проиграл» бой с большим водяным буйволом, но вернулся в свое подразделение вовремя, чтобы продолжить службу во время восстания в Бирме 1930-32 годов.

 

 

«Безумный» Джек Черчилль всегда был сорвиголовой

 

            Необычные опасности и трудности никогда не имели большого значения для Джека Черчилля. На том же мотоцикле он проехал 500 миль по Бирме от Маймё до Рангуна, поездка существенно осложнялась отсутствием дорог. Поэтому он следовал за железнодорожной линией, пересекая десятки водотоков, толкая мотоцикл по рельсам, пока шел по шпалам. Все в жизни было для него вызовом. Среди трудностей, которые ему пришлось преодолеть, было овладение волынкой, очень сложным музыкальным инструментом для англичанина. Его любовь к волынке, похоже, зародилась в Мэймё, где он учился у  великого шотландца майора Камерона, из настоящих шотландских горцев.

            Вернувшись в Англию в 1932 году, Джек Черчилль продолжил учиться играть на волынке —  армия мирного времени стала для него скучной. Черчилль был одним из тех необычных людей, призванных вести за собой других в бою, и такие люди часто бывают беспокойными в мирное время. И, возможно, как прокомментировал его биограф Роберт Смитт, «…определенная эксцентричность? Несомненно! Онавозникала из-за разочарования. Его дикие шутки, такие как, например, вызов дежурного офицера в караульную комнату в три часа ночи и изучение неверносформулированной задачи для подготовке к его экзамену по продвижению по службе – все это на какое-то время исключило любые шансы на повышение».

            Когда Черчиллю получил выговор за использование… грелки, явно не военного оборудования, он обошел эту тонкость военного протокола, заменив грелку куском резиновой трубки, которую он наполнил из ближайшего крана с горячей водой. А потом, в дождливый день, он появился на утреннем осмотре с зонтиком — смертный грех в любой армии. На вопрос батальонного адъютанта, что он «хотел сказать своим диковинным поведением, Черчилль ответил: «Идет дождь, сэр», — ответ, не рассчитанный на то, чтобы понравится любому командиру.

            Какой бы ни была причина, но после 10 лет службы Джек Черчилль ушел в отставку и занялся коммерческими предприятиями. Сначала он работал в редакции газеты в Найроби, но ему там не нравилась, поэтому он занялся поиском подходящего дела. Помимо прочего, он работал моделью в рекламе в журналах и снимался в кино. Он появился в фильме «Барабан» о боях на северо-западном рубеже, в котором он уже мог играть на волынке. А поскольку он занимался греблейеще во время службы на реке Исида, он получил эпизодическую роль в фильме «Янки в Оксфорде» с участием кинозвезды Роберта Тейлора, в котором он ловкоуправляется с рулевым веслом в оксфордской байдарке.

            Тем временем он продолжал совершенствоваться в игрой  на волынке и летом 1938 года занял второе место в лиге офицеров на чемпионате по волынке в Олдершоте. Это был действительно подвиг, поскольку он был единственным англичанином среди семидесяти или около того участников-шотландцев.

            В течение этих лет Черчилль развивал еще один свой навык — стрельбу из лука. Он впервые увлекся этим только после возвращения в Великобританию из Бирмы. Его опыт обращения с луком помог ему принять участие в съёмках таких фильмов как  «Сабу» и «Вор Багдада». И с типичной для «Безумного Джека» целеустремленностью он настолько овладел луком, что выступил за Британию на чемпионате мира в Осло в 1939 году.

           

 

 

«Снова в красной шинели»:

Джек Черчилль добровольно присоединяется к финнам

 

            К тому времени, длинные уродливые тени войны протянулись по всей Европе. Когда немецкая армия ворвалась в Польшу, Джек Черчилль вернулся в британскую армию, в свой манчестерский полк, который в скором времени был направлен во Францию. «Я был, — сказал он позже, — снова в своей красной шинели; страна попала в проблемную ситуацию в мое отсутствие». Он был явно счастлив снова стать солдатом.

            Роте Джека выпало нести патрульную службу вдали от плацдарма основных боевых действий. Этот восьмимесячный период в конце 1939 — начале 1940 года получил название «странная война» (drôle de guerre), у немцев бытовало название Sitzkrieg — «сидячая война». Но патрулирование тихого участка Франции не подходило человеку воинственного темперамента. И поэтому, вместе с другими свободолюбивыми людьми, в том числе с героическим бригадным генералом Майком Калвертом, он вызвался собрать отряд добровольцев, чтобы помочь финской армии, подвергшейся тогда нападению Советской Красной Армии. Эта экспедиция была отменена еще до того, как добровольцы смогли отправиться в Финляндию, и Джек Черчилль вернулся на Манчестер вовремя, чтобы «встретить» немецкую армию, когда она напала на Голландию, Бельгию и Францию ​​в мае 1940 года. К тому времени Черчилль был заместителем командира пехототной роты во втором дивизионе полка.

            Британии пришлось на время отступить под мощными ударами вермахта. Но и во время отступления BEF (Британский Экспедиционный Корпус) Джек оставался яростным и упрямым воином, не желая отдавать ни ярда земли, добиваясь при этом максимального урона для противника. Он особенно любил совершать практически партизанские набеги и контратаки, ведя небольшие группы отборных солдат против наступающих немцев.

В это сложное время Джек представлял собой довольно странную, почти средневековую фигуру. Где-то он раздобыл настоящий меч, и так и выходил в бой, неся на себе не только легендарную винтовку «Ли Энфилд», но и боевой лук сострелами и меч. Среди немецких солдат ходили слухи, легенды о британском офицере-призраке, который выходил на бой с огромным средневековым мечом, которого не брали пули. Британское командование было не в восторге от выходок Джека Черчилля, но поскольку именно эти его выходки как раз поднимали боевой дух британцев, на них смотрели сквозь пальцы.

           

Джек Черчилль: Воин Второй мировой войны

 

            Джек еще с юных лет очень интересовался всем шотландским. Отсюда и его необычный интерес к волынке, к стрельбе из лука. И, как и положено человеку, влюбленному во все шотландское, Джек Черчилль носил клеймор (огромный двуручный меч) с плетенной рукоятью. Позднее на вопрос генерала, наградившего его орденом, почему он носит меч во время боевых действий, Черчилль, как рассказывали сослуживцы, ответил: «По моему мнению, сэр, любой офицер, вступающий в бой без меча, одет неправильно».

            В боевом дневнике 4-й пехотной бригады, к которой принадлежал батальон Черчилля, была необычная запись. «Одним из самых обнадеживающих зрелищ при высадке [Дюнкерк] был вид капитана Черчилля, идущего по берегу со своими луками и стрелами. Его высокий пример и его великая работа … были большим подспорьем для 4-й пехотной бригады».

            Во время очередного отступления Черчилль принял командование своей ротой, так как командир роты был ранен. Именно во время этого боя, оставшись без патронов, он на глазах своих изумленных солдат выстрелил в немецкого офицера, как выразились хроники войн Генриха V, «стрелой суконного двора» — то есть практически заточенной веткой дерева Один из его собратьев-офицеров, его старый друг, видел, как он примерно в это время мчался по равнине Фландрии на небольшом мотоцикле, его лук был привязан к раме, стрелы торчали из одной из корзин на спине, на спине висела фуражка немецкого офицера. Фара мотоцикла была запачкана кровью, бак пробит и заткнут тряпкой, но глаза Джека горели яростью победы.

«Ах!» — сказал Черчилль, заметив своего друга. — Привет, Кларк! Есть что-нибудь выпить?

            Когда Черчилль спешился, его друг заметил засохшую кровь, размазанную по одному уху, и спросил Черчилля о травме.

— Немецкий пулемет, — небрежно сказал Черчилль. Его люди кричали ему бежать, но, по его словам, он просто слишком устал.

            Он получил свой первый Военный крест во время отступления к Ла-Маншу, когда соединил шесть грузовиков вместе, чтобы спасти подбитый британский танк. Хотя, к сожалению, ему не удалось спасти танк, он спас раненого британского офицера и весь экипаж танка.

            Награждение не произвел на Черчилля ни малейшего впечатления. Тогда, даи в последствии он казался одним из тех выдающихся людей, которые живутопасностью, живут в бою. Именно в это время сослуживцы прозвали его «Безумным Джеком», и это прозвище было вполне заслуженным. Заслуженным, но только в бою. Стоило закончится боевым действиям, как Джек Черчилль брал в руки волынку, а иногда и свирель, и развлекал своих солдат музыкой и рассказами о его службе на Востоке.

Jack Churchill (left) in later life playing his bagpipes at a commemoration ceremony. 

Стать коммандос

 

            Очевидцы рассказывали, что Джек Черчилль добрался до Дюнкерка якобы на мотоцикле, его лук и стрелы были привязаны к раме, а длинный меч возвышался над его головой. С этого ужасного пляжа он был доставлен обратно в Англию, как и его сослуживцы из Манчестера, благодаря храбрости Королевского флота и целой армады гражданских лодок и кораблей.  Именно там, на одном из этих кораблей он услышал от офицеров, что в британской армии начинается формирование новогоподразделения. Этот новый отряд называли «коммандос», и он создавался для тех задач, которые относились к разряду невыполнимых.

            Похоже, именно для такого отряда и для таких задач и был более всего приспособлен «Безумный» Джек Черчилль. Ответы на вопросы добровольцев для выполнения этой новой обязанности были несколько расплывчатыми, но они обещали, по крайней мере, очень активную и необычную службу. Черчиллю этого было достаточно. Каким бы ни должен был быть коммандос, именно Джек Черчилль подходил для этого идеально.

            Обучение нового отряда проходило в Шотландии, и оно принесло Черчиллю неожиданные дивиденды. Там он встретил Розамунд Денни, дочь шотландского баронета, владевшего небольшой верфью. Они поженились в Дамбартоне весной 1941 года, и в этом счастливом браке родились двое детей.

            Черчилль принимал участие в всех учебных операциях «коммандос», он был, как рыба в воде, включая ледяную воду шотландских озер. Он чувствовал себя как дома на этих крутых, продуваемых ветрами холмах, под дождем,  в непроходимой грязи. Очень быстро его продвинули на должность офицера-инструктора. Он жил и дышал обучением, лидерством, подавая пример, хваля мастерство и проклиная лень и беспечность. Его специальные лекции для солдат были изложены на простом языке, который его подчиненные понимали и любили, например: «Нет ничего хуже, чем сидеть на заднице и ничего не делать только потому, что враг случайно оставляет вас в покое на мгновение. Пока у него перерыв, идите к отряду на вашем фланге. Изучайте все поле боя. Участвуйте и поддерживайте своего соседа всеми возможными способами … » (из записей лейтенанта Томпсона, ученика Джека Черчилля)

           

Меч и свирели всегда под рукой

 

            У «сумасшедшего» Джека Черчилля была и иная сторона. В тех счастливых случаях, когда к»оммандос» не ночевали в поле или в горах, ему иногда удавалось разбудить всех в казарме в Ларгсе, Шотландия, пробивая ночь звуками волынки. Ни один волынщик, возможно, не мог понять, почему некоторые люди в это мире предпочитают спать более, чем слушать боевые марши шотландцев, какими бы непрофессиональными они ни были, и Джек не был исключением. Его товарищам оставалось только стиснуть зубы и надеяться, что он скоро устанет или придумает что-нибудь более спокойное.

            Обучение первого отряда «коммандос» закончилось 27 декабря 1941 года, и экзаменом стал блестящий успешный штурм немецкого гарнизона в Ваагсо, норвежском городе на Северном Фьорде. Черчилль командовал в этой атаке двумя ротами, которым было поручено уничтожить немецкие береговые батареи на острове Маалой, находившемся во фьорде, напротив города Ваагсо. Как и в прошлых боях«безумного» Джека, он стоял на самом баке (передняя часть судна) ведущегодесантного судна, когда оно приближалось к берегу, и его волынка играла «Марш бойцов Камерона».

            Затем он в числе первых высадился на берег, во главе своих людей с мечом в руке, и бросился вперед, как сказано в донесении, «в густой дым, издавая воинственные крики». Маалой и его батарея быстро пали. Черчилль и его люди убили часть немецких и норвежских солдат, или взяли в плен оставшийся гарнизон, в том числе двух женщин, которые, как благородно сказано в одном из рассказов о рейде, «могли быть обслуживающим персоналом лагеря». В то время как в самом Ваагсо еще некоторое время продолжались ожесточенные бои, десант Черчилля принял все меры для того, чтобы орудия Маалоя не мешали атакующим. Радиограмма Джека Черчилля командиру рейда была очень краткой: «Батарея Маалой и остров захвачены. Потери незначительны. Мы в процессе уничтожения орудий. Черчилль ».

Получение второго военного креста

 

            Британские коммандос сильно «ужалили» немцев. Немецкий гарнизон в Ваагсо прекратил свое существование, и рейдеры забрали с собой около 100 пленных и около 70 добровольцев, желавших вступить в освободительнуюнорвежскую армию. Экспедиция также потопила около 15000 тонн грузов и уничтожила не только доки и склады, но и жизненно важные предприятия по производству рыбьего жира, столь важные для немецкого производства боеприпасов и пищевых добавок для немецких вооруженных сил. Немецкие войска прибрежной зоны больше не могли спать так хорошо, как перед атакой на Ваагсо.

            Когда рейдеры готовились покинуть Ваагсо и Маалой, британский подрывной заряд взорвался так близко от Черчилля, что, как говорится в одном из источников, «зацепил его». Другая история гласит, что сапер, занимающийся сносом домов, «неосмотрительно взорвал стену, к которой Джек случайно прислонился». Третьяверсия, которая звучит в высшей степени по-черчиллевски, рассказывает, что Джек Черчилль с друзьями праздновал успех рейда небольшим количеством трофейногомозельского вина, и когда заряд детонировал, кусок разбитой бутылки попал в лоб Черчиллю.

            Что бы ни случилось, у Черчилля появилась еще одна рана — или, по крайней мере, глубокий шрам, — который он продемонстрировал руководству в Маалое. Как он сам позже шутил: «Мне приходилось время от времени подправлять его(шрам),помадой Розамунд, чтобы сохранить историю о раненом герое». За этот рейд Джек Черчилль получил свой второй Военный крест.

 

«Коммандос!»

 

            При создании следующего, второго отряда «коммандос» военное руководство учло опыт и боевые заслуги Черчилля, и назначило его командовать этим отрядом. Уже в качестве командира «коммандос 2» осенью 1943 года, Джек Черчилль получил орден «За выдающиеся заслуги» за удивительный подвиг во время высадки в Салерно. (Примечательно, что в этой высадке, кроме командира «коммандос 2»присутствовали также некоторые «другие» Черчилли: брат Джека – Том, и капитан Рэндольф, сын британского премьер-министра),

            Черчилль командовал своими людьми в тяжелых и беспорядочных боях вокруг города Марина. Их задача заключалась в том, чтобы не давт немцам возможность вести артиллерийский огонь по западной половине залива Салерно. Черчилль возглавил последнюю контратаку, которая сломила последнюю попытку немцев уничтожить плацдарм коммандос.

            Во время ожесточенных боев в Салерно, отряд «коммандос 2» оказался в боевом составе линейной пехоты, рядом с его американскими коллегами –рейнджерами. Они выполняли работу, для которой ни коммандос, ни рейнджеры не были предназначены. Потери были тяжелыми, но коммандос отбивали каждую немецкую атаку. Для Черчилля кульминацией боевых действий стала ночная атака на город под названием Пьежолетти. Он построил своих людей в шесть параллельных колонн и, поскольку густой подлесок исключал любые шансы на тихое продвижение, послал их в атаку сквозь тьму с криком «коммандос!» Крики не только сводили к минимуму риск того, что коммандос могут попасть друг в друга в темноте, но и сбивали с толку немецких солдат, которым этот яростный крик, казалось, доносился со всех сторон в темноте ночи. «Коммандос 2» осуществили все поставленные перед ним задачи и захватили 136 пленных.

 

 

«Немного Эррол Флинна»

 

            Сам Черчилль и тогда был далеко впереди своих солдат. С мечом в руке, в сопровождении только своего помощника, капрала по имени Раффелл, он двинулся в сам город. Незамеченный противником, он и Раффелл пробрался в самый центр и слышал, как немецкие солдаты переговаривались вокруг них во мраке. Сияние сигареты в темноте подсказало им местонахождение немецкого сторожевого поста. То, что последовало за этим, как позже признал сам Черчилль, даже для него было «немного в духе Эррола Флинна».( Э́ррол Ле́сли То́мсон Флинн голливудский актёр австралийского происхождения, кинозвезда и секс-символ 1930-х и 1940-х годов.Прославился в амплуа отважных героев и благородных разбойников.)

            Первый немецкий сторожевой пост, укомплектованный двумя солдатами, был взят молча. Джек Черчилль, сверкая в ночи клинком меча явился из тьмы, как демон, и приказал: «Haende hoch!». И немцы в шоке сдались. Он отдал одного немецкого пленного Раффеллу, затем надел шнурок револьвера на шею второго часового и повел его обходить остальных охранников. Каждый постовой, сбитый с толку голосом своего пленного товарища, сдавался этому устрашающему привидению со свирепыми усами и обнаженным мечом.

            В общей сложности Черчилль и капрал Раффелл вдвоем взяли в плен 42 немецких солдата, вместе с их личным оружием и минометом. Затем Джек Черчилль,вооруженный клеймором (шотландский меч с длинной рукоятью) приняли капитуляцию последних десяти немцев, оставшихся в штабе. Всех взятых в плен без единого выстрела, в целости и сохранности Джек и его капрал доставили набританские позиции.

«Безумный» Джек в Адриатике

 

            По словам самого Черчилля, все это звучало довольно обыденно: «Я всегда привожу своих пленников с оружием; это отягощает их. Я просто вынул затворы из винтовок и положил в мешок, который нес один из заключенных. [Они] также несли миномет и все мины, которые только могли нести, а также тянули фермерскую тележку с пятью ранеными … Я утверждаю, что до тех пор, пока вы громко и четко говорите немцу, что делать, если вы командуете ему твердо и четко, он будет кричатьв ответ  «Jawohl» и делать это с энтузиазмом и эффективно в любой… ситуации. Вот почему из них получаются такие чудесные солдаты … »

            Следующее назначение Джека Черчилля привело его на Адриатику, где британские части и югославские партизанские силы Тито нанесли удар по немецким гарнизонам на побережье Далмации. В январе 1944 года Черчилль, возглавлявший «коммандос 2», и около 1000 югославских партизан, подкрепленных иесколько зенитными орудиями и пулеметами, стал комендантом острова Вис, последнего острова Далмация, не находившегося в руках Германии. Из Виса кампания против удерживаемых немцами Адриатических островов велась на море Королевскими Военно-Воздушными Силами и небольшими судами Королевского флота. Всегда готовый к рейдам в тыл врага , Черчилль послал несколько своих коммандос вместе с военно-морским флотом в качестве абордажных групп, чтобы они перебрались наборт вражеского корабля, доставляющего припасы. В лучших традициях пиратов капитана Блада (упомянутый актер Эролл Флинн как и играл капитана Блада в одноименном фильме, и Джек очень любил этот фильм) его солдаты взяли на абордаж немецкое военно-транспортное судно, перенесли на свои лодки припасы и.… ссадив немецкий экипаж в спасательные шлюпки, потопили вражеский корабль.

            Небольшие группы коммандос также высаживались ночью, чтобы не давать покоя немецким гарнизонам и на других далматинских островах. Командир одной из таких групп лейтенант Б.Дж. Бартон узнал, что немецкий комендант на острове Брач ​​очень склонен к жестокому обращению с населением острова. Бартон, замаскировавшись под югославского пастуха, разобрал свое автомат «Стен» на на части, и спрятал их в вязанке дров, груженных на осла. Так он проскользнул в деревню, где находился немецкий штаб, уничтожил коменданта и ушел чистым.Когда его спросили – как ему удалось это сделать, — он ответил:» Каждый солдат мечтает быть похожим на своего командира!» Командиром лейтенанта Бартона, как не трудно догадаться, был «безумный» Джек Черчилль!

 

Последняя удача Черчилля

 

            Серия успешных рейдов коммандос и партизан нанесла немцам ощутимый ущерб, и в мае 1944 года было запланировано более масштабное нападение британских и югославских военнослужащих на удерживаемый немцами югославский остров Брач. Именно здесь, к сожалению, и закончилась удивительная удача Джека Черчилля. Операция потребовала атаки одновременно на три отдельные позиции на вершине холма, хорошо укрепленные, снабженные связью, защищенные проволокой и минами и прикрытые артиллерией. Несколько союзных отрядов должны были работать вместе, синхронно. Одним из них, усиленным отрядом коммандос и большим отрядом партизан, руководил Джек Черчилль.

            Первые партизанские атаки на основные позиции немцев ни к чему не привели, и тогда коммандос 43 (Королевские морские пехотинецы) пошел в атаку на жизненно важный холм под названием Point 622. Продвигаясь вперед при ясном лунном свете, словно днем, через проволочные заграждения и минные поля, 43-й отряд коммандос двигался на вершину холма, но был вынужден отступить с тяжелыми потерями. Тогда Джек Черчилль теперь послал 40-й отряд коммандос — также королевских морских пехотинцев – на штурм холма и сам возглавил их, играя на волынке. Передовой отряд с криками «Коммандос», стреляя на ходу, занял позиции немцев на 622.

            Но, потеряв многих бойцов на пути к холму, и еще больше потеряв от очень сильного немецкого огня на вершине, Черчилль быстро оказался окруженным, с лишь небольшой группой бойцов. На вершине холма было всего шесть коммандос, трое из них были ранены, двое из них очень тяжело. «Я был очень огорчен, — рассказывал потом Черчилль с необычайной сдержанностью, — обнаружив, что все солдаты были вооружены револьверами, кроме меня, у которого был американский карабин».

            Тем не менее, небольшая группа продолжала сражаться, пока не кончились патроны для револьверов и у Черчилля не осталось ни единственного патрона для карабина. Немецкая мина убил троих из его небольшого отряда и ранила еще одного, оставив Черчилля единственным невредимым защитником на вершине холма. Это был конец.

            Джек Черчилль встал во весь рос с волынкой, играя «Вы не вернетесь снова», пока немецкие гранаты не взорвались на его позиции, и он был оглушен и ранен осколком одной из них. Он пришел в сознание спустя несколько минут, обнаружив, что немецкие солдаты «пинают нас, очевидно, чтобы узнать, кто жив».

            Спустя долгое время после окончания войны Черчилль был рад услышать, что в немецком отчете о битве за холм его одинокая мелодия описывалась как «печальный звук неизвестного музыкального инструмента».

 

 

Дерзкий побег из гестапо

 

            Джек Черчилль еще раз сыграет на волынке на похоронах 14 коммандос, погибших на склонах холма 622, с позволения немецкого офицера. Он и его оставшиеся в живых люди избежали убийства гестапо в соответствии с грязным «приказом коммандос» Гитлера благодаря рыцарству некоего капитана вермахта по фамилии Тюнер. «Вы такой же солдат, как и я», — сказал капитан Черчиллю. «Я не позвллю этим гражданским мясникам иметь дело с вами. Я ничего не скажу о получении этого приказа ». После войны Черчилль нашел его и смог лично поблагодарить Тюнера за его порядочность, а также помог ему избежать русского плена.

            Плененного Джека Черчилля доставили в Сараево, а затем в Берлин.Очевидно, некоторые нацисты думали, что он является родственником Уинстона Черчилля. И уже в Берлине случилась следующая история в духе «Безумного» Джека Черчилля. Стоило ему покинуть немецкий самолет, как через несколько минут он загорелся и взорвался прямо на взлетной полосе. Сам Джек рассказал о том, что, выйдя из самолета, он оставил горящую спичку или свечу в стопке бумаги, что вызвало пожар и значительное замешательство. В ходе последующего расследования Черчилль невинно сказал разъяренному офицеру люфтваффе, что немецкий офицер, сопровождавший Черчилля, курил и читал газету на борту самолета.

            Черчилль провел некоторое время в одиночной камере и со временем оказался в концентрационном лагере Заксенхаузен. Однако эта печально известная тюрьма стала для Черчилля лишь еще одним вызовом, и в сентябре 1944 года он и  еще один офицер Королевских ВВС пролезли под проволоку через заброшенную канализацию и отправились пешком к берегу Балтийского моря. Однако им не повезло, и они были пойманы недалеко от прибрежного города Росток, всего в нескольких милях от моря. Со временем их перевели в лагерь в Нидердорфе, Австрия.

            Здесь Черчилль ждал еще одной возможности сбежать, пряча в куртке небольшую ржавую банку и несколько луковиц на случай, если вдруг представится такая возможность. Апрельской ночью 1945 года это произошло. Случай представился, когда вышла из строя система освещения лагеря. Нескольких пленных послали восстанавливать электричество. Черчилль воспользовался моментом и, отойдя от места работы, исчез в темноте.  Он не плохо ориентировался на местности и сразу направился к Альпам и итальянской границе. Набрав овощей из австрийских огородов, он упорно шел на юг. Держась подальше от дорог, он пересек перевал Бреннер на границе с Италией и направился в Верону, которая находилась примерно в 150 милях от перевала.

 

 

Поездка с американцами

 

            На восьмой день своего побега, ковыляя из-за вывиха лодыжки, Черчилль заметил колонну бронетехники. К его великой радости, на корпусах машин он безошибочно различил белую звезду армии Соединенных Штатов. Ему удалось остановить одну машину и убедить команду, что, несмотря на его неряшливый вид, он действительно был британским полковником. Как он позже рассказал своему старому другу и биографу Рексу Кинг-Кларку: «Я уже не мог нормально ходить и так запыхался, что едва мог говорить, но мне все же удалось заслужить доверие командира Сандхерста, и это, несомненно, помогло.”

            Черчилль был свободен, но разочарован. Европейская война почти закончилась, он пропустил большую ее часть, включая шанс на дальнейшее продвижение по службе и, видимо, возможность возглавить бригаду коммандос. Но, тем не менее надежда умирает последней. «Раз так, — сказал он друзьям, — для мня все еще остается NIPS, не так ли?» (NIPS

или NIP – прозвище японцев во время Второй Мировой Войны, от «Ниппон» — так на японском звучит название страны Япония)

            Итак, Черчилль отправился в Бирму, где все еще бушевала крупнейшая сухопутная война против Японии. Однако и здесь он встретил разочарование, поскольку к тому времени, когда он достиг берегов Индии, Хиросима и Нагасаки исчезли в грибовидных облаках, и война внезапно закончилась. Для такого воина, как Черчилль, конец битвы был горько-сладким. «Знаешь, — сказал он другу, полушутя, — если бы не эти проклятые янки, мы бы продлили войну еще 10 лет».

            Внезапный выход Японии из войны стал явным разочарованием для Черчилля, особенно после того, как его все-таки повысили до должности командира бригады коммандос на Дальнем Востоке. Тем не менее, были и другие войны, которые все еще продолжались, и в ноябре 1945 года он написал домой из Гонконга: «Поскольку NIPS обманули меня, то я собираю вещи, и готовлюсь присоединиться к войне против индонезийцев». Речь идет о кратковременной войне против индонезийцев, которые, освободившись от японской угрозы, бросили алчный взор на острова Саравак, Борнео и Бруней. Войска Британии и Содружества изгнали этих захватчиков, но Джек пропустил эту маленькую войну.

            На следующий год он добивается перевода в Seaforth Highlanders (Сифортские горцыбританский линейный пехотный полк, личный состав которого набирался из Северного Хайленда. Одно из самых прославленных подразделений британской армии, сегодня это – Ее величества Королевский полк Шотландии) где с нетерпением ожидал поступления в школу парашютистов, где в 40 лет получил квалификацию десантника.

            В 1946 году он взял небольшой отпуск, на этот раз для участия в киносъемках. Студия Twentieth Century Fox снимала фильм «Айвенго» со старым товарищем Черчилля по гребле — Робертом Тейлором и они (студия) хотели, чтобы он сыграл лучника, стреляя со стены Уорикского замка. Черчилль принял это предложение и улетел на съемки на самолете, предоставленном кинокомпанией.

 

От автора.

 

            Наверно, уже даже самый терпеливый читатель начинает нервничать и недоумевает – к чему я рассказываю вам историю «Безумного» Джека Черчилля? Да, он был героическим офицером, храбрым воином, но он был офицером британской армии, а не израильской.  Какое отношение его история имеет к нашей стране.

            Вы будете удивлены, но самое непосредственное. Еще немного терпения!

 

Без войны … Не для «Безумного» Джека

 

            Хотя Джек Черчилль мог подумать, что он покончил с войной, на самом деле это не так. После окончания Второй мировой войны он получил квалификацию парашютиста, и окончательно перешел в состав «Сифортских горцев». Именно в составе этого подразделения он и оказался в Палестине в качестве заместителя командира 1-го батальона легкой пехоты Хайленд. И именно там, весной 1948 года, незадолго до окончания британского мандата на этой беспокойной земле, он снова рискнул своей жизнью ради других людей. Это были опасные дни, когда было пролито много крови — еврейской, арабской и британской,

            13-го апреля 1948-го года выпало на вторник. Йом Шлиши, третий день по еврейскому календарю. У евреев вторник считается самым подходящим днём для свадьбы и прочих радостных начинаний, поскольку в книге «Бытие» при описании сотворения мира про этот день дважды сказано «хорошо», что выделило его из остальных будних дней.

            Но, скорее всего, Джек Черчилль этого не знал. И еще накануне тщательно готовился к торжественному смотру-параду своего батальона, назначенного на 13-е апреля.  А это было совсем не просто, так как хайлендский полк, в состав которого входил батальон Джека, в то время был единственным в британской армии подразделением, парадной формой которого был шотландский килт. Да, да – та самая известная шотландская юбка. Еще с 1914-го года парадная форма хайлендцев была необычной; она состояла из темно-зеленого кивера с обрезанной каймой и зелеными шнурами, алого дублета с желтоватой отделкой и полосок шотландки Маккензи. Офицеры носили пледы из одного и того же тартана, в то время как в строю все звания носили белые панцирные куртки с пряжками и зеленые береты-гленгарри. Все эти предметы одежды требовали тщательного обращения и бережного ухода.

            Но все это небольшое лирическое отступление, хотя, судя по фотографиям, одетые в килты солдаты, конечно производили неизгладимое впечатление. А мы вернемся к Джеку Черчиллю и его батальону.

            На часах было 9:45 утра, 13-го апреля 1948-го года. По импровизированному плацу на Тони Пост (так называлось место в Иерусалиме, где нес свою службу 1-й батальон хайлендского полка) уже прошли под звуки волынки три роты, как все услышали звуки взрывов и яростной перестрелки. Даже были слышны истошные крики людей, в том числе и женщин. Еврейский медицинский конвой, состоявший из машин скорой помощи, грузовиков с продовольствием и медикаментами и автобусов с медперсоналом, который направлялся в больницу «Адасса» на горе Скопус — попал в засаду арабов на узкой улице Усман ибн Аффан в квартале Шейх Джаррах.

Джек Черчилль, едва заслышав взрывы и выстрелы (от Тони Пост до места нападения было совсем недалеко) бросился к месту происшествия на небольшом броневике «Динго». Бронивик только что подъехал из мастерской, где у него была снята башня для ремонта, и его двигатель еще работал.  Даже без башни, броневик мог служить средством защиты.

            Точно оценив возможность массового убийства со стороны арабских террористов, он связался по рации с двумя тяжелыми броневиками «Гончие оленей» с пушечным вооружением, которые отправлены ему в помощь. Однако броневикам потребуется время, чтобы добраться до места нападения, и пока они были в пути, Черчилль действовал по обстоятельствам. Он подъехал к осажденному конвою на своем бронетранспортере с открытым верхом и вооруженным пулеметом лишь пулеметом. К этому времени к нему присоединился еще один бронированный автомобиль полиции. Однако арабов было более сотни, и они были вооружены автоматическим оружием и миномётами. Оставив свой крохотный конвой и размахивая тростью, он спокойно вышел на открытое место и пошел по дороге к колонне.

            Словно на параде, он неспешно вошел в самую гущу битвы вокруг конвоя. В этот момент он, должно быть, был потрясающим зрелищем. Так как Джек прибыл прямо с парада батальона, он был великолепен в полном облачении: килт, гленгарри (берет), белые гетры, украшенные красными квадратами, и сверкающий кожаный офицерский ремень (ремень Сэма Брауна). И, как обычно, позже он легкомысленно воспринял это необычайное холодное мужество: «Я рассмеялся, как сумасшедший, поворачиваясь из стороны в сторону, — сказал он впоследствии, — потому что люди с меньшей вероятностью будут стрелять в вас, если вы улыбнетесь им… Самый разгар битвы, и мой внешний вид, вместе с моей улыбкой, возможно, рассмешили арабов. Я надеялся, что у большинства из них есть чувство юмора. Во всяком случае, они в меня не стреляли

            Черчилль поговорил с пассажирами одного автобуса и предложил подъехать на его большом бронетранспортере к больнице. Он был совершить столько поездок, сколько необходимо для эвакуации пациентов и их медицинского персонала. Он предупредил присутствующих в колонне, что могут быть жертвы, когда они пересядут на британскую машину, и один из евреев спросил, не прогонит ли он сначала арабов. Он терпеливо объяснил, что не может – арабов к тому времени было около трех сотен, а у него всего 12 человек.

            После разговора с одним из врачей, Джек Черчилль открыто выступил перед всеми в конвое, но его предложение было отклонено. «Большое спасибо, но нам не нужна ваша помощь. Хагана (Еврейское военное формирование) спасет нас». Черчилль шел вдоль колонны, повторяя свое предложение, но все равно получал отказ. К этому времени один из людей Черчилля был смертельно ранен, и он, вернувшись к своим машинам, отправил их в безопасное место. Броневики вернулись в «Тони Пост», а он и оставшиеся 11 британских солдат поддерживали еврейский конвой огнем из стрелкового оружия, пока арабские бутылки с зажигательной смесью и ружейный огонь не уничтожили еврейские автомобили и большинство их пассажиров. В конце концов, Хагана прибыла для того, чтобы спасти их, но 79 евреев – врачей, медсестер, пациентов, погибли на той узкой улице.

            Небольшая заминка в стрельбе со стороны арабов, вызванная появлением Джека Черчилля в парадной форме, спасла жизнь десяткам людей из конвоя, позволив им покинуть транспорт и спрятаться на обочине дороги. Храбрый офицер и 11 его солдат своим огнем удерживали сотни арабов до подхода сил «Хаганы». Один его солдат погиб в этом неравном бою.

 

Эвакуация 700 евреев из Иерусалима

 

            Позже Джек Черчилль организовал эвакуацию около 700 евреев — пациентов, сотрудников и студентов — из университета и больницы на горе Скопус в Иерусалиме. Черчилль на своем джипе подъехал к больнице в сопровождении заместителя главврача больницы Эли Дэвиса.

Вот как Дэвис позже рассказал эту историю: «Майор Черчилль сказал, что у меня есть небольшой шанс вывести людей… потому что арабы видели, что британцы настроены серьезно. Он согласился поехать на Скопус и взял меня с собой в свой джип. Майор был только со своим водителем. Я сидел на заднем сидении, и смотрел как он стоял в джипе, крутя трость. Он выглядел так, как будто был на параде в Лондоне..

            Вот так, в одиночку (это его поведение не было санкционировано британской властью), он спас от расправы более 700 евреев.

 

Черчилль в более поздние годы

 

            «Безумный» Джек наконец уходит в отставку. Позже Черчилль работал инструктором в школе наземных и воздушных боевых действий в Австралии, где стал страстным поклонником серфинга. Вернувшись в Англию, он был первым человеком, который оседлал пятифутовую приливную волну реки Северн и сконструировал свою собственную доску. В конце концов, он ушел из армии в 1959 году, получив два ордена «За выдающиеся заслуги». Он еще продолжал работать, теперь уже в качестве гражданского сотрудника Министерства обороны, курирующего подготовку молодых кадетских формирований в Лондоне. Один из его старых друзей позже писал, что Черчиллю понравилась эта работа не только из-за того, что он общался с увлеченными кадетами, но и потому, что эта работа дала ему кабинет в Уайтхолле, через окно которого он мог наблюдать за солдатами дворца – лучшими солдатами королевской армии. Теперь он стал старше, но все еще оставался воином.

            Черчилль и его жена Розамунда теперь могли проводить больше времени вместе, и они использовали часть этого времени, путешествуя на небольшом катерепо Темзе, между Оксфордом и Ричмондом. Джек был одет в безупречную фуражкуяхтсмена, а Розамунд отдавала соответствующие команды своему мужу, исполняя обязанности капитана. Черчилль также был хорошо известен своими замысловатыми и точными радиоуправляемыми моделями кораблей, в основном, конечно же, военных кораблей, которые были настолько тщательно спроектированы и построены, что пользовались большим спросом у коллекционеров.

Джек Черчилль никогда не менялся, никогда не терял своего чутья на необычное, если не сказать, яркое. В последние годы его жизни пассажиры лондонского пригородного поезда часто были поражены, увидев, как пожилой пассажир поднимается, открывает окно и швыряет свой портфель в ночь. Затем пассажир выходил из вагона и ждал у дверей поезда, пока он не остановится на следующей станции. Конечно, это был Джек Черчилль, который наслаждался своим маленьким «фокусом» и был достаточно уверен, что его попутчики не могли знать, что он бросил портфель в сад своего дома, мимо которого проезжал поезд.

            Джек Черчилль мирно скончался в своем доме в Суррее весной 1996 года, но оставил после себя наследие смелости, которое сохранилось и по сей день. В одном уважаемом издании, посвященном коммандос, есть большие цветные рисунки униформы, знаков различия и оружия коммандос, а на одной из иллюстраций изображен Безумный Джек Черчилль с мечом. Он стал героем многочисленных героических комиксов, мультфильмов, ему посвящались детские игрушки, о нем снимали фильмы.

            «Безумный» Джек Черчилль был из той редкой породы настоящих мужчин, для которой война — родная стихия. Это не означает, что он не ненавидел страдания, причиненные войной; просто он научился управлять своим гневом и наслаждался любым шансом добиться победы и преуспеть. Вся его философия была довольно хорошо выражена двустишием, которое он нацарапал на открытке с изображением полкового знамени, которую послал другу:

«Ни у одного принца или лорда нет  такой гордой могилы,

 как у того, чьим саваном становится его флаг».

 

Хирургическая операция в Иерусалиме.

Несколько дней назад я рассказал предисторию событий в Лоде. Но вся эта история будет неполной, если не рассказать, что же сначала произошло в Иерусалиме.
Начинать со стычек и нападений тоже было бы нелогично. Поэтому я решил начать с… истории. Итак — как все начиналось!!! (много букв — приготовьте кофе)

 

Часть 1. И было время

 

Нож хирурга и нож воина –

Железо одно, а цель разная!

 

 

 

         При рассказе любой истории первый вопрос, который возникает у рассказчика – откуда начинать? История государства Израиль? «Авраам родил Ицхака, Ицхак родил Якова…».

         Вот и эту историю я хочу начать издалека, хотя и не от Авраама. Имя достопочтенного Салах Ад-Дина знакомо практически всем. Во всяком случае здесь, на Ближнем Востоке этого великого полководца помнят все, хотя не все знают его настоящее имя — Аль-Ма́лик ан-На́сир Сала́х ад-Дунийа́ ва-д-Дин Абу́ль-Муза́ффар Ю́суф ибн Айю́б ибн Ша́ди аль-Курди́ — так звучит его полное имя. Нам он известен как Саладин или Салах ад-Дин, но это вовсе не его имя, а лишь один из его титулов. Точнее, это «лакаб» — почетное прозвище и переводится оно как «благочестие веры». А вот имя у него очень скромное — Юсуф ибн Айюб, Юсуф, сын Аюба.

         И был этот Юсуф, сын Аюба, великим воином. Во многих битвах он сам шел впереди своего войска. И, конечно, не однажды был ранен в этих битвах. А битв, как и ранений, он прошел великое множество. И был у него личный врач и звали его…» хирург»! (нет это не известный байкер в кожаной тужурке). «Хирург», или на арабском – «джаррах». Князь Хуссам ад-Дин аль-Джаррахи был личным врачом и близким другом великого Саладина. За свои врачебные успехи он и был удостоен титула «амир» (князь на арабском или повелитель. От слова «амир» происходит и слово «адмирал» — амир ад бахр – повелитель моря).

         Князь Хуссам ад-Дин был очень искусным врачевателем, и народ, точнее, солдаты Саладина прозвали его «джаррах» — хирург. Ну, а Саладин наградил его не только почетным титулом, но и не малой суммой денег, ибо не раз спасал «джаррах» жизнь своего повелителя.

         В 1187-м году, когда Саладин захватил (освободил от крестоносцев) Иерусалим, он не забыл своего врача, и подарил ему небольшой участок земли в восточной части города. Хуссам ад-Дин был человеком благочестивым и не жадным и на свои день построил в этом районе «заавию» — небольшую мечеть и медресе – школу для мальчиков.

         В 1202-м году личный врач Саладина, амир Хуссам ад-Дин аль-Джараххи умер. Что поделаешь – даже очень хорошие врачи тоже смертны. Тело его с почетом, подобающим амиру, было захоронено у той самой мечети, которую он и построил. И с этого момента и мечеть и прилегающий к ней район получили название «шейх Джаррах».

         Так эта история начиналась. Но до развязки еще далеко, хотя арабских имен теперь будет поменьше. Тогда, в далеком 1187-м году, ни Саладин, ни его щедро вознагражденный врач, скорее всего даже не догадывались, что заваленная мусором небольшая пещера к северу от мечети «шейх Джаррах» это гробница Великого еврейского мудреца, первосвященника Симона Праведника (Шимон Ха-цадик на иврите), одного из последних членов «Великого Собрания» — Ха-Кнессет Ха-Гдола, того самого, который с почестями встречал самого Александра Македонского. Еврейское предание рассказывает, что в этой пещере были захоронены сам великий первосвященник, его жена и несколько учеников.

         Однако археологические раскопки, проведенные в пещере, показали, что захоронения относятся к позднему римскому периоду (или раннему византийскому), то есть лет на 500 моложе, чем эпоха Шимона Праведника. Дейв Винтер, ныне проживающий в Париже, в своей книге «IsraelHandbook» так же рассказывает, что во время раскопок в одном из коридоров пещеры была обнаружена надпись на латыни, указывающая на то, что это захоронение некой Юлии Сабины. Но непонятным причинам эта надпись была уничтожена, а коридор, в котором она была обнаружена, закрыт мощной дверью.

         Первые упоминания о том, что в этой пещере захоронен Шимон Праведник, появляются в 1235-м году. Раби Яков Шалиях, из Франции написал:» … и рядом с Иерусалимом могила Шимона Праведника и его учеников.»  

         В 1641-м году караим Шмуэль Бен Давид написал: «И была одна пещера, а внутри пещеры — колодец с водой. И раввины сказали, что это погребение Шимона Праведника и его жены, а колодец — это миква его жены.» (миква – ритуальный иудейский бассейн).

         Проживающие рядом арабы называли это место «бир аль иудия» — «колодец еврейки». Владельцем пещеры был один из местных шейхов, который за плату позволял евреям молиться в ней.

         Все изменилось в 1876-м году, когда рав Авраам Ашкенази, «Ришон Ле-Цион», выкупил пещеру у ее владельца. Немногим ранее, в 1875-м году комитет сефардов «Ха-Кнессет Ха-Гдола» выкупил прилегающий к пещере участок размером в 17 дунамов. Деньги, в размере 10 тысяч франков, собрал рав Шломо Сузин, лично объехав ряд городов с богатыми еврейскими общинами – Гибралтар, Касабланка, Танжер и Маракеш. Деньги были вручены Хаиму Аарону Валери (владельцу известного иерусалимского банка «Валери»), который в то время возглавлял Сефардский Совет. Денег хватило на постройку шести каменных домов. И вот тут-то все и началось!

 

 

Часть 2.  Деньги – решают все! Или не все?

 

You don’t need protection

 if you have connection

 

         Итак, в предыдущей части своего повествования я остановился на том, что в 1876-м году Сефардский Совет строит первые шесть каменных домов, в которых поселили малоимущие еврейские семьи. Дело это было богоугодным, поэтому небольшой двор, который образовали эти дома был назван «Посвящение Шимону Праведнику». К шести домам со временем пристроили еще несколько, благо размеры купленного земельного участка вполне позволяли строительство. Со временем была проложена дорога, по которой уже можно было проехать в повозке.

         В 1890-м году здесь, на земле, купленной евреями в 1875-м году, был основан еврейский квартал, получивший логично название «Шимон Ха-Цадик» — «Шимон Праведник». Этот квартал был общим владением как сефардской, так и ашкеназской общины Иерусалима. В начале 20-го века рядом с кварталом «Шимон Ха-Цадик» общим советом ашкеназской и сефардской общины был создан еще один еврейский квартал – «Нахалат Шимон» — «Поселение Шимона». Земельный участок для нового квартала был приобретен у богатой арабской семьи с соблюдением всех законов Оттоманской империи.

         Очень быстро и некоторые арабские семьи оценили по достоинству преимущество квартала «Шимон Ха-Цадик» и тоже стали там селиться. Одной из первых в западной части квартала строит свой дом известная иерусалимская семья Нашашиби. «Вилла Нашашиби» — один из первых многоэтажных домов в микрорайоне была построена в 1911 году. Глава семьи – Раджиб Нашашиби в 1920-м году становится мэром Иерусалима, позже он был министром в иорданском правительстве короля Абдаллы.

         Пример семьи Нашашиби оказался заразительным и годом позже еще одна влиятельная арабская семья – Аль Хусейни, приобретает земельный участок в восточной части квартала «Шимон Ха-Цадик» и строит там свои дома. Несмотря на то, что эти две арабские семьи из соперничающих кланов, там, в «Шимон Ха-Цадик» они уживались довольно спокойно. (Кстати именно из семьи Аль-Хусейни происходил муфтий Иерусалима Хадж Амин аль-Хусейни, большой друг Гитлера.) Позже в доме семьи Аль Хусейни располагался известный отель «Шепард».

         Так и жили евреи и арабы вместе. Евреи свою часть называли «Шимон ха-Цадик», арабы свою часть называли «Шейх Джаррах». И нормально так они жили. Даже дружили.

         Все закончилось в 1936-м году. Большое арабское восстание показало: кто друг, а кто – враг. Евреи квартала «Шимон Ха-Цадик» вынуждены были бежать, спасаясь от погромов. Свои дома они оставили. И лишь спустя три года – в 1939-м году евреи вернулись в свои дома. Дома эти были разграблены, что совсем не удивительно, но, хотя бы, остались целыми.

         Вернуться -то они вернулись, но чувство беспокойства теперь их уже не покидало. И не зря. В конце декабря 1947-го года 20 пассажиров-евреев, проезжавших на автобусе через квартал «Шейх Джаррах» по пути к горе Скопус, были атакованы арабскими террористами. Несколько из них было ранено, но, слава Богу, никто не погиб.  Это было одно из первых событий, которые привели к войне за независимость. В ответ на эти действия, в январе 1948 года еврейская организация «Хагана» совершила налет на соседние арабские дома и подожгла их. Арабы, испугавшись реакции евреев, оставили свой квартал, а в их домах поселись бойцы из арабской военной организации «Аль Наджада», созданной в Яффо еще в 1945-м годы. Бойцы «Аль Наджада» продолжали нападать на евреев, которые жили в кварталах «Шимон Ха-Цадик» и «Нахалат Шимон», или просто проезжали через эти кварталы в сторону горы Скопус.

         В апреле 1948 года британцы приказали жителям районов Шимон Ха-Цадик» и «Нахалат Шимон» срочно покинуть свои дома. Это было через два дня после убийства Абд аль-Кадера аль-Хусейни в Кастеле и после операции в  Дейр Ясин. Британцы опасались, что военные отряды под командованием Аль-Джихада аль-Мукадаса во главе с Хусейни попытаются отомстить, и действительно – так и произошло. 13-го апреля 1948 года арабские силы под командованием Бахджата Абу Гарбия атаковали еврейский конвой, направлявшийся к горе Скопус, и убили его пассажиров. Жертвами автоколонны «Адасса» стали 78 врачей, медсестер, а также пациенты больницы «Адасса» на горе Скопус. Солдаты еврейской бригады «Арель Пальмах», пришедшие на помощь конвою, были отброшены англичанами, что вызвало шок у еврейской общины в Израиле и во всем мире.

         Во время праздника Песах, 25 апреля 1948 года, в ходе операции «Иевусей», отряд Пальмах занял кварталы «Шейх Джаррах» и соседние еврейские кварталы. Бойцы «ЭЦЕЛЬ» заняли весь этот район, а также полицейскую академию сразу после ухода британцев в мае. Однако в ходе тяжелых боев 19-го мая 1948 года весь этот район был занят Арабским легионом и оставалось в руках Иорданского Королевства до Шестидневной войны.

         После войны за Независимость весь этот район перешел под контроль Иордании. Иордания передала ответственность за еврейскую собственность иорданской государственной организации по опеке над вражеской собственностью.

         То есть – и это очень важно!!! – Иордания признавала эти дома и земли частной собственностью евреев.

         В 1956 году правительство Иордании и агентство по делам беженцев БАПОР расселили 28 семей палестинских беженцев, которые не могли вернуться в свои дома по окончании войны. Семьям был предоставлен статус квартиросъемщиков сроком на 33 года.

         И тут узелки начинают затягиваться. Но, как известно, деньги решают все. Или, почти все. Евреи, временно лишившись своей собственности, оказались прагматичными и смогли добиться от иорданских властей документов, которые признавали их права на дома и землю. Говорят, что за это пришлось заплатить немалые взятки, но оно того стоило. И если дома евреям пока не вернули, как минимум, у них на руках были бумаги, подтверждающие их права.

         И так было до 1967-го года. А потом… потом – продолжение следует!

 

 

 

 

Из-под носа….

 

Прямо из-под носа.

 

 

 

Говорят, что понедельник – день тяжелый. Так говорят.   Понедельник, 12-го января 1976-го выдался вполне обычным.  Обычным даже для полицейского управления Тель-Авива, которое находилось тогда в Яффо, на улице Саламе. Дежурные наряды разъехались по своим постам, было несколько обычных вызовов – сначала подрались торговцы на рынке «Герцль», потом угнали машину какого-то адвоката возле тюрьмы «Абу Кабир». Все, как обычно.

Обеденный перерыв (полицейские тоже люди, и обеденный перерыв у них по расписанию) уже заканчивался, когда в дверь управления ввалились две немолодые проститутки.  Они ругали друг друга почем зря, вспоминая родителей вплоть до седьмого колена, заодно упоминая всех, кто попадался на их пути. Дежурный выскочил из-за своего стола и бросился их разнимать. Из подсобки на помощь коллеге прибежали еще двое полицейских – дамы, закаленные тяжелым трудом в тяжелых условиях, были довольно крепкими, да еще и не робкого десятка. Дамы яростно сопротивлялись полицейским, не забывая наносить удары и друг другу и не замолкая ни на секунду. К длинному списку ругательств и проклятий теперь в качестве адресатов были добавлены и полицейские. После долгой потасовки, привлекшей внимание всех свободных полицейских, проституток, наконец, удалось растащить и допросить. Одна обвиняла вторую в «угоне» клиента, однако «товарка» была с этим абсолютно не согласна и с криками «он сам пришел…» все пыталась вцепиться в волосы сопернице.

Дамы нетяжелого поведения еще долго ругались и шумели, пока не устали.  Тогда одна из них встала, отряхнула невидимую пыль с того лоскута ткани, который заменял ей юбку, и, в последний раз послав далеко полицию и соперницу, направилась к выходу. Дежурный махнул стоявшим у двери полицейским – пусть идет.  Когда первая вышла на улицу, вторая, видя, что ей ничего не угрожает, допила заботливо предложенную полицейскими воду, и тоже пошла к выходу.

Дежурный вздохнул с облегчением и вернулся за свою стойку. «Цирк» окончился, и другие полицейские тоже разошлись по своим кабинетам. В это же время начали постепенно возвращаться с обеденного перерыва сытые и ленивые (только после обеда ленивые, а так-то они ого-го-го) полицейские. Прошло еще несколько минут и вдруг все здание полицейского управления содрогнулось от воя сирены. Внутренняя сирена могла означить одно из двух – либо война, либо нападение на участок. Полицейские начали метаться по зданию, пытаясь понять, что же произошло. На пульте дежурного раздался телефонный звонок, и дрожащим голосом начальник бухгалтерии разъяснил в чем дело. И комнаты сейфов на 4-м этаже исчез сейф, в котором хранились деньги всего полицейского управления.

Сирену выключили, и лучшие умы собрались у входа в комнату сейфов. Они в недоумении чесали затылки. Четвертый этаж. Окно закрыто, решетка в окне целая. Как? Спросили бухгалтера – что было в сейфе? Поискав, он принес журнал, и, утирая слезы, начал читать:

— 200 тысяч лир наличными (в это время еще были лиры)

— 200 тысяч американских долларов наличными

— несколько тысяч франков, германских марок и итальянских лир

— туристические чеки в разной валюте.

Итого – на сумму около 1 600000 израильских лир.

Комиссар полиции выгнал лишних, и тут же на месте была создана специальная комиссия по расследованию из ряда вон выходящего случая. Такого в истории еще не было. Нет, сейфы воровали, банки грабили. Давид Бен-Гурион, как пророк, сказал, что в еврейском государстве будут свои, еврейские воры. Будут, конечно. Они и ранее были и сионизм никак не помешал им заниматься своим делом.  Но грабеж полицейского участка – такого в истории полиции еще не было. И такого позора тоже не было.

Следствие быстро установило, что воры точно знали, какой именно сейф нужно «брать». В других сейфах хранились документы, деньги были только в этом.

Воры также точно знали, когда именно «брать» сейф. Накануне полицейский отряд по борьбе с незаконным оборотом валюты совершил «налет» на менял на улице Лилиенблюм. Все конфискованные деньги и тревел-чеки были подсчитаны, описаны и сложены в тот самый злополучный сейф.

Начался опрос свидетелей, которых было совсем не много. Но постепенно картина грабежа стала вырисовываться. Смелости и наглости грабителей можно было только позавидовать.

Грабители подъехали к тыльной стороне здания полиции со стороны переулка Омец. Там они просто поставили раскладную лестницу к окну комнаты связи на втором этаже, в котором не было решетки. Забравшись в эту комнату, воры просто прошли в конец коридора и на лифте! поднялись на 4-й этаж в комнату сейфов. Каждый из сейфов был закрыт на надежный замок, но замок в двери был настолько хлипким, что его просто выдавили. Обвязав 400-килограммовый сейф веревками, его погрузили на специальную платформу с колесиками – такие используют грузчики для перевозки мебели и тяжелой бытовой техники. Так сейф закатили в лифт и опустили на цокольный этаж, где грабители нашли пустую комнату с открывающимся окном. Через окно сейф погрузили в автомобиль, собрали свои веревки и уехали.

Все это происходило днем, в обеденный перерыв. В здании Управления Полицией Тель-Авива-Яффо. В рабочий день. Большего позора и придумать было нельзя.

Опоздавшая погоня ни к чему не привела. Началось следствие, которое, на удивление быстро, привело к грабителям. Они и не думали скрываться, и тратили украденные деньги налево и направо. В конце концов все участники этого нашумевшего преступления были арестованы.

Главным в банде оказался Заки Шем-Тов, по прозвищу «хатуль метапес» (карабкающийся кот), хорошо известный полиции, неоднократно привлекавшийся до этого. Уже на первом допросе картина ограбления полностью прояснилась. Группа «товарищей» еще накануне ночью проломили машиной проволочный забор, установленный вокруг здания полиции. Потом полиция пыталась доказать, что и ограбление произошло ночью, но прокуратура разобралась и подтвердила слова преступников.

Украденный сейф был погружен в автомобиль «фольксваген», принадлежавший жителю Яффо – Моше Хададу, и перевезен к нему во двор. Там преступники взломали сейф и поделили между собой его содержимое. Участие самого Моше Хадада в этом преступлении не было доказано.

Вторым участником был Авихаль Амрам, проживавший на улице Мапу в Тель-Авиве. Он выдал и того, кто помог грабителям «провернуть» это странное ограбление. Им оказался полицейский Хаим Баши, в доме которого Амрам хранил свою долю украденного. Следствие выяснило, что жена Хаима Баши была давно знакома с Авихалем Амрамом и именно она и свела их вместе.

Во время обыска в доме Заки Шем-Това в Кфар Шлем были найдены 41 тысяча долларов, 8400 немецких марок и 69 тысяч лир. На пустыре недалеко от его дома в луже был найден взломанный сейф. Грабители пытались утопить его в грязи, но израильские лужи очень мелкие.

Адвокат грабителей Пнина Дворин сумела доказать непричастность Моше Хадада к ограблению, и он не был осужден. Ей так же удалось отвести обвинения Заки Шем-Тов в организации этого преступления. И несмотря на всю ярость судьи Дова Левина, максимальный срок Заки так и не получил. Он был осужден на 7 лет. Полицейский Хаим Баши и его жена получили по три года каждый. Авихаль Амрами за содействие полиции получил пять с половиной лет.

Часть денег так и не была найдена. Все понимали, что Заки и Авихаль никак не могли провернуть это вдвоем, но они никого не выдали, а у Хаима Баши и его жены было алиби.

Причастность проституток к этому преступлению не была доказана, хотя многие понимали, что, скорее всего, это был отвлекающий маневр.

Так закончилась эта история. Жители Тель-Авива и Яффо еще долго посмеивались над полицейскими, а те грустно опускали глаза.

Чего только не бывает в Тель-Авиве.

 

 

Рассказ Александра Леви о его конфликте с Менахемом Усишкиным.

Хочу предоставить вашему вниманию перевод письма архитектора Александра Леви.  Этот текст поможет вам получить представление о нравах, царивших в Палестине, до создания государства Израиль.  Рассказ от первого лица, как в письме!

Я хочу вам рассказать о, наверное, самом ярком договорном процессе из серии «тысяча и одна ночь», о процессе, в который меня втянули. О том, как эта «команда» попыталась сделать все, чтобы не заплатить мне за работу. Но самым интересным было следующее:

В 1922-м году уважаемый генеральный директор Еврейского Национального Фонда М. М. Усишкин обратился ко мне с просьбой построить для него еще один дом — в Иерусалиме. (А. Леви уже построил к этому времени для Усишкина дом в Тель-Авиве — ББ)

          Поэтому он послал ко мне своего младшего сына, (Шмуэль — который был одновременно и адвокатом Усишкина — ББ) с предложением — спроектировать его виллу, а затем возглавить строительную бригаду. Я несколько раз ездил в Иерусалим, где мы (с Усишкиным) во время длительных прогулок по принадлежащим ему обширным земельным владениям, выбрали подходящий участок земли в районе Рехавия.

          Я побывал и во «дворце», в котором проживала семья Усишкина в Иерусалиме, измерил все комнаты, мебель, выслушал пожелания «его превосходительства» и всех членов его семьи и вернулся работать в Тель-Авив. (под «дворцом» Леви подразумевает здание, построенное для королевы Августы-Виктории, в котором временно проживала семья Усишкина — ББ).

            После этого последовали бесконечные консультации и длительные прогулки вдоль моря (в Тель-Авиве-ББ), в ходе которых обсуждались самые мельчайшие подробности будущего объекта.

            Мы договаривались, обсуждали, решали юридические вопросы, опять договаривались, обходили кабинеты чиновников для разрешений, и, в конце концов, в самый разгар процесса, господин Усишкин уехал на конгресс в Карлсбад.

            А прямо перед этим отъездом мне поручили покрасить существующий дом, чтобы защитить его от воздействия соленого воздуха. (Речь о доме в Тель-Авиве, который стоит в нескольких десятках метров от моря-ББ)

            Вместо мой компании Усишкин предпочел нанять маляра как можно дешевле. Нанятому рабочему выделили для проживания небольшую комнату в доме поблизости в Яффо. (То есть маляра по просьбе Усишкина нанял Александр Леви – ББ)

            Но, уехав на три месяца в Карлсбад, Усишкин «забыл» заплатить маляру. Араб – владелец дома, где проживал рабочий, выселил того в кухню. Я просил «доченьку» Усишкина рассчитаться с маляром. (В доме в Тель-Авиве постоянно проживала дочь Менахема Усишкина, которую тот называл не иначе, как «доченька» — ББ)

— Без папы ничего решить не могу, — отвечала она.

Я ездил к адвокату Усишкина. Я послал телеграмму ему в Карлсбад. Но не получил ни ответ, ни денег.

В конце концов «папочка» Усишкин вернулся домой в роли «Большого Начальника» со множеством подарков от Еврейского Национального Фонда. Но, похоже, дела его шли не очень хорошо. И он остановил строительство (нового дома -ББ). Последовала еще одна поездка в Иерусалим. Я еще раз смотрел выбранный участок земли. Длительный разговор с начальником земельного отдела в Рехавии.

Посещение новой роскошной виллы этого самого начальника. «А подскажи, дорогой друг, как подешевле построить? Как добыть строительные материалы у арабов, но так, чтобы все думали, что это еврейские материалы? (неудобно уважаемому генеральному директору Еврейского Национального Фонда покупать строительные материалы у арабов). Как поменьше платить строителям?»

В итоге мы (Александр Леви и его компания «Кедем») получили его строительный контракт. Он у меня сохранился.

            Меня гоняли целый год. В начале 27-ого года могу честно сказать, что чувствую я себя плохо. У меня нет работы. Многие уезжают из страны. Кризис, в течение последнего года ничего не строится. Я написал Усишкину, и просил прислать мне хотя бы 25 лир за всю проведенную подготовительную работу, и извинился за эту просьбу. Это не было нетерпеливо. Конечно, лучше бы было промолчать.

Потом я написал второе письмо. На него был получен ответ:» Очень много, мой друг и сын, ты просишь. Могу тебе дать только 15 лир, при условии, что от остальной суммы ты откажешься. Это уже вымогательство. Что запрещено в цивилизованном мире”.

Мы договаривались на 150 лир за все – 50 лир за проектирование, 100 лир — за руководство строительством. Соглашение было подписано ровно год назад. Специальный курьер из Еврейского Национального Фонда передал это соглашение в строительный отдел иерусалимской мэрии.

Но я оказался в затруднительной ситуации. Обмен письмами, угрозы – неприятный процесс. Пришлось обратиться в суд.

Но! Членом президиума еврейского суда по решению спорных вопросов является достопочтенный М. М. Усишкин. Суд пригласил его на слушание дела в Тель-Авив. М. М. Усишкин в суд явиться отказался. «Всем известно, что я, М. М. Усишкин, живу в Иерусалиме«. И он требует переноса дела в Иерусалим.

Но адвоката против высокопоставленных лиц из израильского фонда у меня нет. Коллегия судей — все его друзья, большая часть из них — его подчиненные. Его адвокат — его сын, Шмуэль.

Последний акт этой пьесы. Слушанье дела. Выступает сын Усишкина — Шмуэль:

—  Во-первых, мой отец ничего не заказывал. Во-вторых, Леви сделал план, ничего не измерив, просто по-дружески. Он к нам часто на чашку чая приходил. В-третьих, это очень дорого. Нам нечем платить»

— И сколько вы хотите заплатить? – спрашивает судья.

— Ничего, совсем ничего. Мы ничего не заказывали и ничего не получили. Нам   предоставили неактуальные планы.

— Но вы ведь привлекли инспекторов (строительного отдела) и просили дать разрешение на постройку.

— Нет, это сделал Леви, мы здесь совсем не при чём, — возражает сын Усишкина

— Но здесь присутствует свидетель. Служащий, которого вы послали к Леви. Он должен был забрать у Леви план постройки и передать на рассмотрение инспектору, чтобы получить разрешение на постройку, — говорит судья.

— Нет, он был случайно в ТА!

— Но вот письмо Усишкина, где он предлагает Леви 15 лир. Он хотел эти деньги подарить Леви, раз он у него ничего не заказывал?

— Письмо от Усишкина? – переспрашивает сын.

— Да, от руки написанное, — удивляется судья.

— Уважаемый судья, — отвечает сын-адвокат — но письмо ведь от руки написано, не на пишущей машинке. Это почерк моего папы. Все деловые письма у нас на пишущей машинке печатаются. Поэтому это письмо не представляет никакой ценности.

В конце суд обязал его (Усишкина) выплатить мне 40 лир. Эти деньги я получил спустя несколько месяцев, когда я стал угрожать судебным приставом.

Получил ли тот маляр свои деньги? До сих пор не знаю.

Это самая интересная история, получившая общественный резонанс, из всех, тех, что я знаю.

Сердечно Ваш.

Архитектор Александр Леви.

Менахем Усишкин

 

семья Усишкиных — сидят Менахем слева и Шмуэль справа

 

 

Памятник турецким пилотам

вдаль
Если ехать по 92-й дороге восточнее озера Кинерет, недалеко от поворота на кибуц Ха-Он есть указатель с очень необычной надписью – «Памятник турецким пилотам».  Турецкие пилоты? В Израиле? Памятник?   Да, все именно так, и это действительно памятник с очень необычной историей. И началась эта история давно и очень далеко.

Свернуть )

Наверно, отправной датой этой истории можно считать 25-е июля 1909-го года. Французский пилот и изобретатель Луи Блерио в этот день впервые перелетел пролив Ла-Манш на моноплане BleriotXI собственной конструкции. 37 минут длился этот полет и эти 37 минут прославили французского изобретателя.   Под аплодисменты восторженной публики он посадил свой самолет на английском берегу пролива. Среди тех, кто рукоплескал смелому пилоту был молодой турецкий офицер, доверенное лицо Энвер-паши – Садик-бей. Дождавшись, когда Блерио осмотрел свой самолет (при посадке у моноплана сломалось шасси и несколько лопастей винта), офицер подошел к изобретателю и между ними завязалась беседа. Беседа двух увлеченных людей, результатом которой было приглашение выступить в Стамбуле с показательным полетом.

Луи Блерио


моноплан Блерио, перелетевший через Ла-Манш


самолет Блерио над Ла-Маншем

Осенью того-же, 1909-го года Блерио прибыл на корабле в Стамбул, привезя с собой усовершенствованный самолет BleriotXI. Однако полет над Стамбулом был не столь удачным, как над Ла-Маншем. При посадке, из-за сильного и неожиданного порыва ветра, моноплан Блерио задел крылом здание и рухнул на землю. Пришлось французскому пилоту пролежать в стамбульской больнице пару недель, пока он окончательно смог встать на ноги.  Эти несколько недель были очень плодотворными. Блерио получил заказ от турецких властей на изготовление нескольких самолетов, а также предложение – создать во Франции школу пилотов, в которой могли бы учиться и турецкие военные.
И в 1911-м году первая группа турецких офицеров отправилась в Париж – учиться летать.  В этой группе был и уже знакомый нам Садик-бей. Курс обучения длился два года и уже в начале 1914-го года над небом Турции летали турецкие самолеты, сконструированные Луи Блерио и пилотируемые турецкими пилотами. Для повышения морали и патриотизма в феврале 1914-го года турецкое командование решило провести перелет через всю турецкую империю.  Для участия в этом перелете были выбраны лучшие пилоты. Лейтенант Фатхи-бей, действительно лучший среди турецких пилотов и знакомый нам Садик-бей, близкий друг Энвер-паши.  Пилоты должны были вылететь из Стамбула на новом самолете Блерио, который был специально модернизирован для такого перелета.  Новый самолет получил название Muavenet’eMillie– «Народная поддержка» и развивал скорость около 100 км. в час.

Фатхи-бей


Садик-бей


маршрут перелета

По замыслу организаторов перелета, самолет, стартовавший в Стамбуле, должен был совершить промежуточные посадки в Бейруте, Дамаске, Иерусалиме, Александрии и закончить свой маршрут в Каире.  Перелет освещался во всех средствах массовой информации, и на всем пути перелета тысячи людей выглядывали небольшой моноплан в облаках, приветствуя смелых пилотов радостными возгласами и молитвами.
Но, видимо, молитвы не помогли. До Дамаска самолет долетел без приключений. Но на пути из Дамаска в Иерусалим у BleriotXIначались проблемы с двигателем, и недалеко от заброшенного арабского поселения Самра на берегу озера Кинерет (сегодня это кибуц Ха-Он) Фатхи-бей, который пилотировал самолет, не справился с управлением и самолет упал.
Оба пилота – лейтенант Фатхи-бей и капитан Садик-бей погибли, став таким образом первыми турецкими летчиками, погибшими на военной службе.

приглашение на торжество посвященное Фатхи-бею

По решению турецкого военного командования на месте катастрофы был установлен памятник, а тела летчиков были перевезены в Дамаск и похоронены в мечети Омеядов, рядом с могилой Саладина.
Через месяц военное командование попыталось повторить этот перелет, но и его ждала такая же печальная участь – самолет разбился в горах возле Анаталии. И лишь третья попытка – в мае 1914-го года увенчалась успехом. Лейтенанты Салим-бей и Кемаль-бей пролетели весь маршрут без неисправностей и гордо посадили свой моноплан в Каире.
В годы Первой Мировой войны британские пилоты обновили памятник турецким коллегам, а после образования государства Израиль этот памятник находится под опекой Военно-Воздушных сил израильской армии.

памятник турецким пилотам

В завершении хочу лишь заметить, что полет Фатхи-бея и Садик-Бея над небом Святой земли не был первым. Но это совсем другая история, и я обязательно ее расскажу.

одна мартовская история

 

 

23-го февраля 1975-го года в ливанский рыбацкий порт Сарафенд (Al-Zeereh) вошло небольшое торговое судно из Египта «Фахри аль-Дин».  Кораблик этот привез в Ливан груз египетских барабуний, мелких рыбок, называемых иногда султанкой, иногда барабулькой. Не секрет, что самые вкусные барабунии водятся как раз в Красном море.  Но рассказ мой не о рыбках. Я вообще рыбу не люблю.

Al-Zeereh

Сарафенд

Египетский корабль, названный в честь шестого муджидда Фахруддина Абу Абдуллаха Мухаммада ибн Умара ар-Рази был совсем небольшим – около 20 метров в длину, тихоходным и очень старым. Но, как и тому, в честь кого он был назван, ему предстояло стать «обновителем». (муджидд – реформатор, обновитель, арабский).  Именно из-за своих размером и тихоходности он заранее был «присмотрен» боевиками ООП (Организации Освобождения Палестины) для проведения дерзкой операции по нападению на самый большой мегаполис Израиля – Тель-Авив. Операция эта была задумана давно, более двух лет назад, как месть за убитых в 1973-м году в Бейруте израильской армией трех лидеров ООП. Те, кто планировал эту операцию, даже назвали ее в честь одного из убитых – Юсуфа Абу Наджара.

корабль «Фахри аль-Дин»

Люди для проведения операции выбирались очень тщательно. Отряд должен был состоять из 10 человек, половина которых должна была быть из Газы, а половина – с Западного берега. В отряд входили молодые палестинцы – самому старшему было 26, самому молодому – 19, которых готовили офицеры спецназа Сирии и Ливана. Разработку операции и создание отряда взял на себя   Абу Джихад (Халиль Ибрагим Мухаммад аль-Вазир) командир военного крыла ООП, один из заместителей Ясера Арафата.

Ясер Арафат и президент Нассер. Между ними — Абу Джихад

В конце концов, в процессе подготовки в отряд вошло только 8 человек. Отряд разделили на два звена, одним командовал выходец из Газы Хадер Мухаммед, вторым — уроженец Рамаллы Ахмед Хамид. Практически все из них уже имели «неприятности» с законом, четверо учувствовали в вылазках на территорию Израиля. Ни один не имел даже среднего образования, а трое вообще никогда не учились в школе.

С капитаном египетского корабля договорились заранее. За небольшую сумму он готов был взять на борт две надувные моторные лодки и террористов с оружием, а также пройти максимально близко от морской границы Израиля. И днем 3-го марта «Фахри аль-Дин» двинулся на юг. Около 6 вечера следующего дня, 4-го марта, корабль проходил вдоль тель-авивского берега, находясь от него на удалении 60-ти миль, на достаточно безопасном расстоянии, чтобы не вызвать подозрения израильских морских пограничников. Именно тут было решено высадить боевиков. Но тут обнаружилось, что мотор одной из двух лодок неисправен. Хотя, не исключено, что они просто не смогли его завести. И тогда боевики приняли решение – высадиться на тель-авивиский берег на одной лодке!

8 человек, вооруженные советскими автоматами АК-47 (автомат Калашникова), пистолетами, ручными гранатами, погрузили на лодку ящик тротила и отправились в путь. Перегруженная лодка двигалась намного медленнее рассчитанного времени, но, к сожалению, боевикам повезло, и они не перевернулись и не утонули. К берегу они пристали около 11 часов ночи 4-го марта, пройдя последние несколько сот метров на веслах, при выключенном двигателе, чтобы не привлекать внимания. Ориентиром служила ярко освещенная набережная Тель-Авива.

лодка террористов

А город ничего не подозревал. Март 1975-го года выдался необычайно теплым. Сотни людей гуляли по вечерней набережной, некоторые даже купались – настолько было тепло. Город не был готов к трагедии. Люди не были готовы к трагедии. Люди никогда не готовы к трагедии…

Никто из восьмерых террористов никогда не был в Тель-Авиве. Ни один из них не владел никакими языками, кроме арабского. На что они надеялись – абсолютно непонятно, тем более что даже пути отхода при разработке операции не предусматривались.  Всю операцию они изучали по нескольким фотографиям и картам.

По плану операции, боевики должны были высадиться севернее мечети «Хасан Бек», возле молодежного клуба «Маньшия», который находился недалеко от того места, где сейчас стоит гостиница «Роял Бич». Почему именно там? Скорее всего, потому, что мечеть – единственно здание, которое террористы могла опознать наверняка, кроме того – она светится зеленым светом, который виден издалека.  Но течение, перегруженность лодки и отсутствие морских навыков, привело к тому, что они высадились намного севернее – примерно в районе улицы Геула. Встав на твердую землю, боевики ООП стали стрелять из автоматов во все стороны, и, кидая ручные гранаты, продвигались в сторону кинотеатра «Синема 1». Рекламные огни кинотеатра привлекли внимание террористов еще с моря. Но в кинотеатре уже начался последний сеанс, поэтому внешние двери оказались закрытыми. Террористы попытались прострелить дверь, но безрезультатно. Дверь оказалась надежной и это спасло жизни сотен людей, находящихся внутри кинотеатра.

Окончательно потеряв ориентацию в городе, террористы просто двинулись вдоль улицы Геула, захватывая заложников и стреляя во все стороны. В нескольких метрах от набережной на улице Геула стоит гостиница «Савой». Именно туда и вбежали террористы, подгоняя криками и выстрелами своих заложников. И тут операция перешла в другую стадию.

Перед боевиками ООП была поставлена сложная задача.  Они должны были захватить как можно больше заложников и объявить Израилю ультиматум! В условиях это ультиматума было следующее:

— освобождение заключенных ООПовцев (данные по списку заключенных разнятся от 10 до 20 человек), среди которых были как и известные террористы, так и, например, православный священник, арестованный за контрабанду оружия, и двое палестинцев, осуществлявших незаконные финансовые операции для ООП;

— предоставление автобусов до аэропорта;

— возможность посадки частного самолета, на котором террористы, освобожденные заключенные и заложники смогу улететь в Дамаск.

Если же «сионисты» откажутся выполнить условия ультиматума, то через 4 часа боевики должны были покончить с собой, убив всех заложников.

В случае, если кто-то из террористов попадет в плен живым (зная способности израильских спецслужб, такая возможность предусматривалась) боевики должны были рассказать, что прибыли из Египта и что готовили их египтяне. Почему? Я еще расскажу об этом!

Итак, я остановился на том, что отряд боевиков ворвался в лобби гостиницы «Савой»…

Савой (Савоя) – это исторический регион на юго-востоке Франции, у самого подножия Альп. Уже десятки лет там находятся многочисленные курорты, горнолыжные комплексы и минеральные источники. Люди приезжают туда на отдых, на лечение.

Для постояльцев тель-авивского «Савой» отдых и лечение потребовалось после пребывания в этой гостинице.

Когда первые двое боевиков вбежали в гостиницу, дорогу им преградили двое сотрудников. Они тут же были убиты на месте, и вместе с ними погиб один из гостей, по трагичному стечению обстоятельств оказавшийся в лобби. Еще трое из постояльцев гостиницы успели выбежать на улицу, но затем боевики, захватывая все новых и новых заложников из числа персонала и постояльцев, поднялись на третий этаж и забаррикадировались в одной из больших комнат.

Часть боевиков попыталась продолжить свой смертельный рейд, но к этому моменту к гостинице подбежал рядовой израильской армии Моше Дойчман и в одиночку принял бой. Он помог двум спрятавшимся постояльцам гостиницы убежать на безопасное расстояние, и своим огнем «загнал» террористов назад в гостиницу. Не зная, что им противостоит всего один солдат, террористы решили, что здание окружил израильский спецназ, и начали минировать комнату, в которой они вместе с заложниками спрятались.

В это же время между террористами возник спор – с какого момента отсчитывать 4 часа, после которых они должны были покончить собой? И как передать сионистам ультиматум, если ни один из них не говорил ни на иврите, ни на английском? 4 часа с момента выгрузки в лодку?  Или с момента высадки на берег? Или с момента захвата гостиницы?  В конце концов они решили, что….  подождут 10 часов с момента передачи ультиматума. Хоть они и готовы были к смерти, но, явно не торопились с этим.

Оставалось решить вопрос с ультиматумом.  Оказалось, что они даже не подумали написать его заранее. Ни на одном языке. Значит, нужно было найти кого-то, кто бы владел арабским. Но ни Моше Дойчман, к этому времени уже раненый, но не ушедший с поля боя, ни подоспевшие полицейские, арабского языка не знали.

На помощь пришла одна из заложниц – Кохава Леви, свободно владевшая арабским языком и захваченная еще на набережной. Молодая женщина сумела расположить к себе террористов, и они позволили ей не только выйти к полицейским с требованиями боевиков, но и вынести раненого в ногу немецкого туриста. В номере оставалось еще 11 заложников. Еще восемь человек прятались в различных укромных уголках гостиницы.

Кохава Леви и солдаты АОИ

Конечно, Кохава могла остаться на улице и не возвращаться в гостиницу. Но она посчитала своим человеческим долгом вернуться и постараться спасти заложников. (позже многократно муссировалась версия, что Кохава была… представительницей древнейшей профессии, именно этим некоторые объясняли и знание языков, и некое понимание психологии и тд. Никаких подтверждений этой версии я так и не нашел).

Обладая природной наблюдательностью, Кохава детально описала подоспевшему спецназу Генерального Штаба (самый высококвалифицированный отряд специального назначения израильской армии) террористов, их вооружение и месторасположение.

К 4-м часам утра 5-го марта, террористы, видимо, поняли, что израильтяне не собираются выполнять ультиматум. И они полностью заминировали имевшимся в их распоряжении тротилом комнату, в которой забаррикадировались, и подходы к ней. Кохаве было позволено последний раз выйти к солдатам и она, как смогла, рассказала спецназу, где расположены заряды взрывчатки.

В 4:20 утра начался штурм гостиницы. Бой длился всего минут 10.

Часть зарядов спецназ смог обезвредить, но, видя безвыходность ситуации, как только солдаты ворвались в комнату, террористы ее взорвали вместе с собой. При взрыве погибли семеро из восьми боевиков, пятеро из 10 оставшихся заложников, и двое израильских солдат, одним из которых был бывший командир спецназа Генштаба (Сайерет Маткаль) – Узи Яири, добровольно принявший участие в операции и первым ворвавшийся в комнату террористов.

гостиница после взрыва

Чуть позже, на днем того же дня, в больнице «Хадасса»,  от полученных ран скончался Моше Дойчман, первым принявший бой.

Пятеро заложников были освобождены. Среди погибших были граждане Франции, Германии, Эфиопии и Щвейцарии. Восьмой боевик – Муса Гума, был обнаружен живым среди обломков гостиницы и задержан.

Корабль с «названием гордым» был задержан израильскими пограничниками. На борту был задержан один из высокопоставленных функционеров ООП, допросив которого, сотрудники израильской разведки получили ответы на ряд вопросов – почему был выбран египетский корабль, почему террористам приказали говорить, что они прибыли из Египта и почему нападение было назначено именно на этот день.

Дело в том, что именно 5-го марта 1975-го года в Израиль должен был прибыть с визитом Генри Киссенджер, для участия в переговорах о мире между Израилем и Египтом в качестве посредника. Визит Киссенджера состоялся и мир был подписан через несколько лет.

Гостиница «Савой» была разобрана и отстроена заново….

Моше Дойчман посмертно был награжден медалью «За отличие»

Израиль сделал выводы… Грустные и болезненные..

гостиница сегодня

 

 

 

 

 

Каков Пахом, такова и шапка на нем! (русская пословица)

Те из вас, кто уже побывал в Израиле, а тем более те, кто здесь живет, прекрасно знает:  в нашей стране можно обойтись без галстука и даже без костюма, но очень сложно — без шапки. Солнце!!  Здесь даже зимой солнце греет настолько сильно, что без головного убора можно запросто получить солнечный удар. Но я не о солнце и не об ударах, сегодня я хочу рассказать о шапке.

Каждой стране присущи свои головные уборы. Редкая карикатура, посвященная России. обходится без шапки-ушанки, традиционного треуха. Грузия у нас всегда ассоциируется с кепкой-аэродромом, США — бейсболка или ковбойская шляпа, Англия — котелок и тд.

Есть «своя» шапка и у Израиля. Называется она «коба тембель» («коба» на иврите это и есть шапка, а вот «тембель» — глупец, простофиля, дурачок).

P667701

Шапка для глупцов? Откуда столь странное название? Неужели ее носят только простофили? И я решил разобраться, что за странное название, какова его история? Во-первых, надо было выяснить — когда оно появилось? Как давно существуют эти шапки, которые и сегодня можно увидеть как на людях, так и в магазинах.

7_wh

 hat s

Оказывается, эти шапки появились задолго до появления самого государства Израиль. В 30-е и даже в 20-е годы прошлого столетия, они были весьма популярны и носили их и молодые рабочие первых поселений, и храбрые защитники и дети. И называть их простофилями — просто кощунство!

Ðèå ÙéèÐÜ ÔÙáØÕèÙÔ

1615052_1183

«Исследуя» этот важный для израильтян предмет, я выяснил, что шапка «глупцов» появилась аж… во второй половине 19-го века. Весьма простой в изготовлении головной убор, оказался еще и очень удобным в использовании. Если шапка не нужна — ее можно сложить и засунуть в карман. При необходимости, в ней можно принести воду (и со смехом вылить на голову приятеля), из нее можно напиться а потом снова надеть на голову. Тем более, что влажная шапка еще и охлаждает перегретую солнцем голову. А от того, что она намокла, хуже она точно не станет.

А уж насколько она любима детьми.

KOVA TEMBEL---(3)

Это и шапка, и ведерко для песка, и сумка для фруктов, и подушка, и зонтик от солнца, и мухобойка…  Детская фантазия безгранична!

Но вас ведь интересует не область применения этого головного убора, а история происхождения его названия? Ну, не буду мучать!

В середине 19-го века в Палестину приезжают немецкие колонисты-темплеры. Именно они и привезли сюда эти шапки. И эти шапки вызывали и улыбку и удивление соседей-арабов. А, как известно, арабы не выговаривают букву «П». И, благодаря этому обстоятельству, «шапка-темпель» (темпель — так называли здесь этих колонистов, используя упрощенное слово «темплер» ) превратилась в шапку «тембель».

Вот такая вот история одного слова и одного головного убора и еще одна из бесчисленных историй нашей страны 🙂

6347331745399625000001

Экскурсия «Парадоксы эпопеи Наполеона в Яффо»

По многочисленным просьбам мы — Борис Брестовицкий и Зеев Волк — повторяем нашу совместную экскурсию — «Яффская эпопея Наполеона» 25 апреля, в пятницу, в 16 часов. В этот раз мы решили пойти на встречу нашим экскурсантам, и проводим экскурсию вечером, так, чтобы к морю выйти на закате.
Итак… о чем пойдет разговор?
За свою многолетнюю историю город Яффо видел многое. Победы и поражения, эпидемии, расстрелы, алию, голод и экономические подъемы. Яффские улицы видели завоевателей, реформаторов, воров, пророков, императоров и философов! Но совершенно особняком в этом списке проходит Наполеон! Кто он — гениальный полководец? Интриган? Властолюбец? Или пожизненный неудачник?
Что привело его в Яффо и что заставило покинуть? Как он завоевал неприступную крепость и почему оставил ее? Была ли яффская крепость неприступной?
Обо всем этом мы поговорим во время экскурсии: «Парадоксы яффской эпопеи Наполеона», которая состоится 25 апреля в 16 часов. Это будет диалог двух гидов с батальными и брутальными подробностями. Мы хотим рассказать вам об одном незначительном эпизоде из жизни великого Наполеона, который, тем не менее, сыграл важнейшую роль во всей его дальнейшей судьбе.

Место встречи — у Часовой башни, продолжительность экскурсии около 3 часов. Стоимость 70 шек.
Экскурсию проведут Борис Брестовицкий и Зеев Волк
Телефоны: Борис 054-7773100, Зеев 054-7985177

Количество мест ограничено — просим записаться заранее!

А что вы делаете сегодня без двадцати минут восемь?

Steam
Одесситы, узнаете?  Это «ванька-головач» — одесский трамвай времен начала прошлого века. Это смешное прозвище трамваю было дано  из-за формы трубы, напоминавшей голову в кепке.  Но у этого трамвая было еще одно прозвище — «а гиц ин паровоз».  Недавно  у меня случился небольшой спор по поводу происхождения этого выражения, и, хотя я не стал ввязываться в дискуссию, где-то в глубине души заскребли острые крючки вопросительных знаков. А когда случается со мной подобное, я, словно охотничья собака, иду по следу и даже табак не может меня сбить с тропы.

А выражение это очень знакомое. Кому-то оно знакомо из слов знаменитого еврейского рок-н-ролла «7:40», а мне — из моего детства, когда идиш вокруг меня звучал чаще русского.  И я точно помнил, что выражение «а гиц ин паровоз» — «жар(пар) в паровозе» применялось в значении «много шума из ничего».  Именно в таком значении это выражение применялось и в отношении одесского трамвая — он создавал много шума, много дыма, но был очень медленный и мало вместительный.
Но очень часто это выражение применялось и по отношению ко всем пригородным поездам, потому что ходили они медленно, а шума и дыма производили много. Так что, вам самим решать — трамвай или все-таки пригородный поезд.
Но тот спор  случился много дней тому дней назад, а совсем недавно  друзья прислали ссылочку на старое выступление Александра Малинина, который, как известно, большой любовью к нам, евреям, никогда не отличался. А тут Малинин поет…  «7:40». Поет безбожно перевирая слова, но это и понятно — слов-то он не знает. И его исполнение и тот давний спор побудил меня вспомнить мои же «раскопки» — ведь несколько лет назад я уже рассказывал историю этой песни.
Малинин поет «7:40»

Так что самое время вспомнить эту историю, и, по возможности, добавить  новые факты.

Пожалуй, ни одна песня на идиш не имеет столько версий о своем происхождении, как знаменитая «7:40». Этим цифрам приписывали самые магические объяснения. Среди версий было и время прибытия(отбытия) поезда Одесса — Киев, и начало комендантского часа в городе, и время ухода на перерыв ресторанного ансамбля и даже..  гематрия*. Одно оставалось неизменным — песня была связанна с Одессой. Продолжая писать серию небольших очерков, посвященных еврейской музыке, я не мог обойти эту песню. Но, к моему сожалению, в общедоступных источниках информации о ее авторах и происхождении почти не было. И я стал расспрашивать людей, особенно старшее поколение. И так, совершенно случайно, я узнал, что живет в славном приморском городе Бат-Яме бывшая учительница музыки и бывшая одесситка Белла Соломоновна, которая лично знала очень многих известных нам сегодня одесситов. Среди ее знакомых был и Бялик, и Ильф, и Утесов и еще много других, не менее известных людей. Но разговор все-таких не о них. В свои 90 с лишним* Белла Соломоновна сохранила ясность ума и неувядаемое одесское чувство юмора. «Нельзя быть бывшей одесситкой!» — поправляла она меня. Это все равно, как бывший еврей.

— Но ведь еврей может креститься, — шутя возражал я ей.

— Да? И при этом у него отрастет то, что ему отрезали? — смеялась она.

С Беллой Соломоновной я познакомился несколько лет назад, когда собирал материал об первых одесситах, принимавших участие в строительстве Тель-Авива. Но этот материал еще не совсем готов и я позже расскажу об этих людях. Так вот, как нельзя быть бывшей одесситкой, так, наверное, нельзя быть и бывшим музыкантом. Она рассказывала мне о своей учебе в музыкальном техникуме, о том, как колесила по фронту в составе музбригады вместе с Утесовым, как выступала в ресторане «Украина», единственном, сохранившемся в Одессе после войны. И рассказывала, иногда напевая о песнях, которые она пела в молодости. Среди прочих была и знаменитая «7:40».  И отвечая на мои вопросы она рассказала мне свою, на мой взгляд, наиболее верную к истине версию о происхождении названия и слов этой песни. Для начала я приведу один из вариантов текста песни, считающийся классическим.

В семь-сорок он подъедет,

В семь-сорок он подъедет —

Наш старый наш славный

Наш «а гиц ин паровоз».

Ведет с собой вагоны,

Ведет с собой вагоны

Набитые людями,

Будто скотовоз.

И он выйдет из вагона

И двинет вдоль перрона.

На голове его роскошный котелок,

В больших глазах зеленых на Восток

Горит одесский огонек.

Пусть он не из Одессы,

Пусть он не из Одессы,

Фонтаны и Пересыпь

Ждут его к себе на двор.

В семь сорок он приедет,

В семь сорок он подъедет,

Наш славный, наш быстрый

Старый паровоз.

Он выйдет из вагона

И двинет вдоль перрона.

На голове его роскошный котелок.

В больших глазах зеленых на Восток

Горит одесский огонек.

Семь сорок наступило.

Часами все отбило,

А поезд не приехал

Ну нет его и все, но вот

Мы все равно дождемся,

Мы все равно дождемся,

Даже если он и опаздает хоть на целый год.

Он выйдет из вагона

И двинет вдоль перрона.

На голове его роскошный котелок.

В больших глазах зеленых на Восток

Горит одесский огонек.
Итак, давайте попробуем дословно понять о чем идет речь. Безусловно, о паровозе!!! О паровозе, который прибывает в 7:40. А вот дальше «непонятки». «Фонтаны и Пересыпь ждут его к себе на двор.» Существовало мнение, что речь идет о трамвае, и знаменитые одесские Фонтаны и Пересыпь — это описание его маршрута. НО!!!   Всегда есть «но».

Во-первых — трамвай не заезжает во двор, все-таки это не такси. пусть даже и в Одессе.

Во-вторых — трамвай не ходит настолько точно. «Без двадцати восемь», тем более в Одессе. Значит, скорее всего, речь идет о поезде.

И, самое главное,  до упоминания маршрута в песне поется о ком-то, в «роскошном котелке, с большими зелеными глазами на Восток». При этом он еще и одессит, но не из Одессы.. Давайте объединим фантазию и логику! Ясное дело, песня не о трамвае. Песня о каком-то человеке. И кто же этот загадочный «ОН» в котелке, чей взгляд устремлен на Восток?  И куда именно — на Восток?

Ну с Востоком все более-менее понятно. Это, без сомнения, Эрец Истраэль, ну не о Ташкенте же речь. Одной из важных «примет» этого человека является котелок. И этого зеленоглазого человека ждут евреи Одессы и готовы ждать «даже если он опаздает на целый год». Запомните этот факт

Мелодия песни «Семь сорок», типичная бессарабская фрейлехс, была известна еще в  конце 19-го века. Но именно мелодия, существовавшая без слов. Слова появились намного позже, приблизительно в 1913-1915 годах. В 1917-м эта песня уже была широко известна и популярна. Запомните и этот факт.

И вот, наконец, я снова возвращаюсь к Белле Соломоновне. В своих рассказах, она вспоминала, что родители ее, тоже музыканты, говорили, что песня эта посвящена кому-то, кто побывал в Эрец Исраэль, и, вернувшись в Одессу, звал евреев туда…  на восток!!! Но его имя потом, в советское время, произносить вслух, а тем более петь, было не безопасно.

Давайте сопоставим факты. То, что речь о человеке, а не о трамвае, я думаю вполне очевидно. И поезд, прибывающий без двадцати восемь, это всего лишь средство доставки этого человека. А что же нам известно о человеке?

1. Мужчина

2. Зеленоглазый

3. В раскошном котелке (то есть — человек не бедный, хороший котелок штука не дешевая)

4. Его мечты устремлены на Восток (Ближний Восток).

5. Он не одессит (пусть он не из Одессы), но в его глазах одесский огонек, т.е. — одесситы считали его своим и хорошо знали.

В дореволюционные годы в Одессе проживало не так много людей, побывавших в Эрец Исраэль и призывавшие евреев к переезду туда. Но известных и любимых одесситами было только двое!

Один из них — поэт Хаим Нахман Бялик. Но Бялик был голубоглаз и всю жизнь носил кепку.

Кто же второй, о ком песня? Это Михаил Яковлевич (Меир Янкелевич) Дизенгоф!!! Именно он побывал в Палестине, именно он носил котелок с тех пор, как окончил обучение в Сорбоне, и именно он был зеленоглаз.

Как известно, Дизенгоф родился в Бессарабии, в селе Акимовичи (сегодня это село является пригородом молдавского города Оргеев). Дизенгоф после прохождения военной службы в рядах царской армии жил и учился в Одессе. Потом он учился в Париже, откуда барон Ротшильд и послал его в Палестину. Прожив ( и проработав) там более двух лет он снова вернулся в Одессу, где и жил с 1897 по 1905 год. В 1905м он вернулся в Палестину, где стоял у истоков создания еврейского государства и превого еврейского города — Тель-Авива. Мы пришли к логическому завершению поиска — песня «Семь сорок» — это песня о Меире Дизенгофе, первом мэре Тель-Авива!

getThumbnailyTIK010704_wa1002939_522288827824333_1342003383_n

Господа, я не претендую этим рассказом на историческую точность. Это всего лишь мои догадки и моя версия. Но даже если я и не прав, уверен — песня от этого не станет менее популярной.

*Гематрия — еврейская наука о цифрах и буквах, в основе которой лежит замещение цифр буквами еврейского алфавита: «алеф»=1, «бет»=2 и тд.

*Белла Соломоновна скончалась в 2005-м году. Я так и не узнал, сколько ей было лет… Она всегда отшучивалась:» 90 с лишним…  в этом возрасте уже всё лишнее!»
ПС:  за прошедшее время в мою «копилку» фактов, связанных с этой песней добавилось не так уж много, но…
До 1917-го года, в 19:40 на одесский вокзал прибывал так называемый «бесарабский» поезд, который следовал от станции Бендеры. (Для тех, кто не знает, в городе Бендеры прошла большая часть моей советской жизни). Тут, конечно, возникает новый вопрос — «Бесарабка» (название еврейского местечка в Молдавии, давшее имя целому региону — Бесарабия. Это же каким чувством юмора надо было обладать, чтобы так назвать еврейское местечко — без арабов, «безарабия»?
Еще одна версия названия «семь сорок» — это очень искаженное выражение из идиша «симхас хора» — то есть хора (хоровод) радости.
Такие языковые перевертыши случались и раньше, случались они и позже.  Не буду приводить вам много примеров, но один точно расскажу.
Тель-авивский университет находится в квартале, который называется «Шейх Муннис» — по названию арабской деревни клана Муннис, которая находилась на этом месте до начала 50-х годов.  По окончании Второй Мировой войны сюда стали приезжать и селиться выжившие евреи Восточной Европы.  Говорили они на…  ну конечно, на идиш. И арабское название, звучавшее для них незнакомо и дико, было переделано в созвучное, родное и приятное — «шелах мунес» — на идише так называют посылки-подарки со сладостями, которые принято дарить друг другу на еврейский праздник Пурим, те самые подарки, которые на иврите мы называем «Мишлоах манот».
Вот такие вот истории…    мое дело рассказать их вам, развлечь!  А уж делать выводы извольте сами.
Сами решайте, о ком песня, сами решайте — паровоз или трамвай. В конце концов, любая песня — это «а гиц ин паровоз», много шума из ничего….

 

Новая экскурсия «Парадоксы яффской эпопеи Наполеона»

Новая экскурсия "Парадоксы яффской эпопеи Наполеона"

За свою многолетнюю историю город Яффо видел многое. Победы и поражения, эпидемии, расстрелы, алию, голод и экономические подъемы. Яффские улицы видели завоевателей, реформаторов, воров, пророков, императоров и философов! Но совершенно особняком в этом списке проходит Наполеон! Кто он — гениальный полководец? Интриган? Властолюбец? Или пожизненный неудачник?
Что привело его в Яффо и что заставило покинуть? Как он завоевал неприступную крепость и почему оставил ее? Была ли яффская крепость неприступной?
Обо всем этом мы поговорим во время совершенно новой экскурсии: "Парадоксы яффской эпопеи Наполеона", которая состоится 14-го февраля в 10 часов утра.
Место встречи — у Часовой башни, продолжительность экскурсии около 3 часов. Стоимость 50 шек.
Экскурсию проведут Борис Брестовицкий и Зеев Волк Zeev Volk
Телефоны: Борис 054-7773100, Зеев 054-7985177
ПС: Мы не забыли, в какой день проходит экскурсия и именно поэтому она посвящается любимцу всех французских женщин!

jaffo 1894