В 1962-м году, за год до своей смерти, знаменитый тель-авивский фотограф Авраам Соскин дал свое последнее интервью. С горечью в голосе «певец Тель-Авива» сказал: “ Исследователи истории Израиля часто жалуются, что сегодняшние евреи потеряли чувство истории. Прошлое больше не ценится и не уважается. Какой еще город мира допустит, чтобы было уничтожено самое первое здание города? А сейчас они разрушили гимназию «Герцелия» и дом писателя Ахад Ха-Ама(Ушера Гинцберга – ББ), они только разрушают и разрушают…»
Гимназия «Герцелия» была снесена в 1959-м году и на ее месте был построен небоскреб «Башня Шалома Майера». Без мало 60 лет прошло с тех пор и за это время Тел-Авив потерял много важных исторических зданий. И вот, в продолжение этой разрушительной страсти, в декабре 2016-го года начались работы по демонтажу одной из самых необычных площадей города – площади Зины Дизенгоф.
Да-да – вы не ошиблись. Знаменитая площадь названа не в честь первого мэра Тель-Авива – Меира Дизенгофа, а в честь «первой леди Тель-Авива», как ее называли, его жены – Зины.  О Зине Дизенгоф я уже рассказывал, а сейчас немного истории.
Март 1931-го года. Тель-Авив только завершил празднества по случаю 70-летнего юбилея любимого мэра — Меира Дизенгофа. Весь город старался выразить свою признательность. И на ближайшем заседании городского совета, состоявшемся 26-го марта, кто-то предложил назвать одну из улиц города именем мэра. История не сохранила имя того, кто предложил это, но и споров по этому вопросу тоже не возникло.
Нельзя сказать, что это предложение стало неожиданностью для членов городского совета — в стране уже были подобные прецеденты. В Натании одна из улиц была названа в честь действующего мэра Бен Ами (Данкнера), что же касается традиции называть улицы в честь живущих людей — в самом Тель-Авиве уже существовали улицы Бялика, Ахад Ха-ама, Буграшова, Алленби, которые проживали на “улицах имени себя”.
Но вы же знаете, как неспешно у нас делаются дела. Тем более — дело такого рода, когда единственный человек, который мог “нажать” на городской совет, как раз не мог этого делать из соображений этического характера. И лишь в феврале 1934-го года, в канун дня рождения Меира Дизенгофа, Исраэль Роках (первый заместитель мэра) позволил себе напомнить о практически принятом решении.  Не желая снова растягивать решение этого вопроса, Роках выступил с конкретными предложениями. Он предложил назвать его именем улицу, соединившую павильоны Восточной Выставки с большой площадью чуть севернее центральной части города. Эта улица, которой сам Меир Дизенгоф придумал название “187-я улица” среди жителей Тель-Авива уже давно называлась “улица Дизенгофа”. (в данном случае жители города имели ввиду не “улица имени Дизенгофа”, а буквально — улица, принадлежащая Дизенгофу, так как строительство этой части города целиком и полностью заслуга первого мэра). “Жители Тель—Авива сами уже приняли решение и нам лишь остается утвердить его в виде табличек на городских улицах”! — высказался Роках перед членами городского совета.
В марте 1934-го года, три года спустя, городской совет утвердил уже практически формальное решение. Тут же была установлена и официальная дата торжественного открытия улицы — 3-го мая 1934-го года в час дня. Дата эта тоже была выбрана не случайно — она выпадала на третий день празднования 25-летнего юбилея Тель-Авива (Тель-Авив был создан 11 апреля 1909-го года, но празднование всегда проводится по еврейскому календарю).
Открытие улицы, носящей имя первого мэра, было превращено в большой праздник. Играл духовой оркестр “Макаби”, собрались все члены городского совета и все работники муниципалитета. Саму улицу “закрыли” белыми и голубыми лентами (национальные цвета) и украсили цветами.
Шошана Персиц поздравила Дизенгофа от лица всех членов городского совета и пожелала ему встретиться на таком же торжестве, посвященном полувековому юбилею города. После этих слов, Дизенгоф собственноручно разрезал ленты и все приглашенные гости прошли в середину большой площадки, в центре которой возвышался одинокий столб с табличкой “Площадь имени Зины Дизенгоф”. И это был еще один сюрприз для мэра. Решение о присвоении этой площади (на самом деле площади еще не было — был огромный пустырь) было принято в неформальной обстановке вечером за день до открытия, и самому Дизенгофу решили не говорить. В самом деле — более подходящего случая увековечить имя “первой леди” Тель-Авива, верной спутницы и соратницы мэра уже не будет.
Выждав несколько минут, чтобы расчувствовавшийся Меир Дизенгоф смог немного успокоится, Шошана Персиц продолжила свою речь, рассказав и об огромном вкладе Зины Дизенгоф в развитие культурной жизни юного города, об ее активном участии в женских организациях и движениях.
Через несколько минут с ответной речью выступил и Меир Дизенгоф.
“Госпожа Персиц, друзья! Всю свою жизнь я сторонился помпезности. Я и сейчас был против того, чтобы в мою честь называли улицу. Я всегда говорил, что еще рано для подобных почестей в мой адрес. Только после длительных уговоров членов городского совета я согласился на это. Кроме этого, я был необычайно тронут тем фактом, что вы (члены городского совета — ББ) решили увековечить память о моей покойной жене и соратнице. Мне хочется вновь повторить те слова, что я обратил к своей супруге в час прощания с ней:” Я вспоминаю о дружестве юности твоей, о любви твоей, когда ты была невестою, когда последовала за Мною в пустыню, в землю незасеянную.” (книга Иеремии 2:2; Б.Б.)
Я благодарен членам городского совета за их огромную помощь в таком важном деле, как строительство этого города. Только благодаря этому мы достигли того, что видим сейчас перед своими глазами. Я благодарен жителям города, их детям, молодому поколению за вклад в развитие нашего города. Продолжайте строить в том же духе, продолжайте поднимать наш первый еврейский город.”
Церемония завершилась минутой молчания в память о Зине Дизенгоф.
После этого Меир Дизенгоф сел верхом на свою белую кобылицу Меиру (Стремительная) и во главе колонны открыл движение по улице.
По улице Дизенгоф, которая тогда начиналась с площади Дизенгоф. Вот так Меир и Зина встретились вновь.
А что же площадь, спросите вы? Сразу же после открытия улицы, городской совет объявил об открытии конкурса на лучший проект будущей площади. Количество желающих принять участие в этом конкурсе оказалось не велико и по его результатам высшую награду было решено не присуждать. Но первое место и денежную премию в размере 70 лир получила самая молодая участница конкурса и единственная женщина-архитектор Тель-Авива – Женя Авербух. Дочь первого аптекаря в городе, ей было всего два года, когда ее семья выиграла участок на пересечении улиц Герцль и Ротшильд, став, таким образом, одной из 66 семей — основателей Тель-Авива.
Женя Авербух окончила брюссельскую академию архитектуры и площадь имени Зины Дизенгоф стала одним из ее первых проектов. План площади разрабатывался ею с учетом генерального плана города, который составил шотландский ученый Патрик Гедесс. В результате ее работы в центре города возникла большая площадь диаметром 66 метров, в центре которой был огромный фонтан. Женя Авербух разработала и фасадную линию зданий, окружавших площадь, но в проектировании этих зданий молодому архитектору помогали такие известные и заслуженные архитекторы, как Иегуда Магидович и его сын Рафаэль, Арье Шарон, Пинхас Бежунский, Арье Лилинфельд и другие.
В 1938-м году площадь Зины Дизенгоф была готова. Самый большой фонтан Тель-Авива окружали аллеи и клумбы, многочисленные садовые скамейки в тени быстрорастущих деревьев, многочисленные кинотеатры и рестораны – все это в короткий срок превратило новую площадь в самое любимое место времяпрепровождения жителей и гостей города.  На площади Зины Дизенгоф проходили празднования Дня Независимости Израиля, пуримские фестивали, книжные выставки и другие мероприятия.

Женя Авербух

Но город рос…  А вместе с ним росло и количество автомобилей, передвигающихся по городу.  И теперь, чтобы попасть на площадь, окруженную кольцом дороги, пешеходам приходилось подолгу стоять на переходах. В 60-е годы мэр Тель-Авива Шломо Лаат принял решение об изменении площади. По его заданию новый проект должен был «развязать» транспортный узел и решить проблему постоянных пробок вокруг самой любимой площади города. Новый проект был разработан архитектором Цви Лишером. И в новом проекте уже «двухэтажную» площадь венчал стеклянный фонтан работы скульптора Алена Давида. Площадь, быстро получившая в городе прозвище «кипа», из-за своей схожести с традиционным еврейским головным убором, была открыта 25-го июля 1978-го года.

Фонтан Алена Давида

Однако что-то в новом облике площади Зины Дизенгоф не отвечало требованиям современного города. И восемь лет спустя, в 1986-м году, фонтан Алена Давида был заменен на кинетическую скульптуру «Вода и огонь» скульптора Якова Агами. Это было совершенное новое слово в израильской скульптуре. Части скульптуры приводились в движение изменяющимися под музыку потоками воды. Сам фонтан подсвечивался цветными прожекторами, и из его сердцевины в ритме музыки из газовых горелок вырывались языки пламени.   Музыкальное шоу устраивалось несколько раз в день и собирало тысячи зрителей. Особенно красиво это выглядело в вечернее время.

Последние дни. Фото Бориса Беленкина

Горожане, получив такой необыкновенный подарок, готовы были простить городским властям разрушение любимой площади. Но очень быстро выяснилось, что за время проектирования и строительства новой, «двухэтажной» площади, количество автомобилей в стране и в Тель-Авиве возросло настолько, что никакого улучшения транспортной обстановки горожане не почувствовали.   А ностальгия по старой, привычной площади никак не проходила.
И в середине 90-х годов в Тель-Авиве все чаще и чаще стали раздаваться призывы демонтировать «кипу», то есть вернуть площадь к ее первоначальному виду, к тому, что создала Женя Авербух.  Говорили о том, насколько это было символично, что площадь имени «первой леди Тель-Авива», создала первая женщина-архитектор Тель-Авива. Говорили о том, что новая площадь устарела, как морально, так и физически. Разговоров было настолько много, что даже мэр города Рони Мило поспешил объявить о планируемом сносе существующей площади.
Может быть кто-то и был этому рад. Но за время существования «кипы» и цветомузыкального фонтана Якова Агами, в Тель-Авиве выросло целое поколение горожан, которые никогда не видели площадь Жени Авербух. И им нравилась та площадь, к которой они привыкли с детства. Молодые люди категорически возражали против сноса площади и свои протесты они выражали как могли. В городе появились гневные граффити, призывающие оставить площадь в покое, появлялись надписи на остановках и телефонных будках – да-да, тогда еще в Тель-Авиве были телефонные будки. Неизвестно, или это молодежные протесты вынудили городские власти задуматься, или это многочисленные письма и обращения старожилов, но проект сноса был «заморожен».
И лишь к столетию Тель-Авива, в 2009-м году, нынешний городской глава Рон Хульдаи объявил о подготовке референдума, посвященного судьбе площади Зины Дизенгоф. Бюджет для проведения исследовательских и проектировочных работ был выделен еще в 2007-м году. В этот раз городской совет отнесся весьма серьезно к тому, что желали видеть горожане.  В результате на рассмотрение жителей было вынесено четыре разных проекта изменения площади:
1)    Капитальный ремонт существующей площади
2)    Снос верхней части площади с последующим размещением фонтана на уровне земли
3)    Снос верхней части площади без перемещения фонтана (в этом варианте город обязался найти фонтану другое место)
4)    Капитальный ремонт верхней части площади и перенос фонтана в другое место

В результате победил второй вариант. 1-го февраля 2016 года городские власти приняли окончательное решение, что площадь будет «возвращена» к первоначальному виду, и фонтан Якова Агами вернется на нее после окончания строительных работ.

Фотографии Бориса Беленкина

18-го декабря 2016-го года начались работы по демонтажу фонтана и площади.  После демонтажа временно фонтан будет установлен на автостоянке «Ридинг» в северной части Тель-Авива. Строители обещают закончить демонтаж самой площади за месяц, то есть к 18-му января 2017-го года. Стоимость этого проекта – 60 миллионов шекелей и городские власти обещают закончить все работы в течении одного года.
А пока… пока все ждут.  Возражать уже бесполезно, высказываться пока рано. Но один год – это не так много.  Остается подождать…   Хотя скульптор Яков Агами ждать не намерен и уже выразил протест против сноса его фонтана. Как утверждает скульптор, в договоре, заключенном при создании его работы, городские власти обещали, что площадь никогда не будет перестроена.  Чем закончится спор мастера и городских бюрократов?

И тут нам остается только ждать и верить.
Верить в то, что наш Тель-Авив станет лучше и красивее, верить в то, городские власти все-таки научаться беречь и сохранять историю «первого еврейского города» современной эпохи.

Все когда нибудь заканчивается, и хорошее и плохое. Травмы и болезни, к счастью, тоже заканчиваются. И вот, после долгого перерыва….

В субботу, 8-го августа, в 10 часов утра, состоится экскурсия «Леиздангеф«.  Это обновленная экскурсия по центральной части Тель-Авива — улице Дизенгоф и окружающему ее кварталу.  Вы услышите истории и легенды о самом любимом  «отце города» — Меире Дизенгофе, о его супруге, о тельавивской богеме. Мы развеем некоторые тайны тель-авивской архитектуры, поговорим о том, что же такое «Белый город» и где именно он находится.  Экскурсию проводит Борис Брестовицкий.

Место встречи — у фонтана на площади Дизенгоф.  (ближайшая парковка — Дизенгоф-центр)

Продолжительность экскурсии — 3 часа, стоимость — 50 шек, дети бесплатно.

Запись тут, в комментариях , в ФБ, или по телефону 054-777100

(Не смотря на то, что прогнозируют понижение температуры, запаситесь водой, пожалуйста)

Первая леди Тель-Авива.

             «Нюня» — так звали ее домашние.  Долгожданная поздняя дочь, радость престарелых родителей (старшая сестра была взрослее на 15 лет). Счастье, свет в окошке…  Ее очень любили, и при этом она вовсе не стала избалованной принцессой.

Зина Бренер

            Зина Хая Бренер, младшая дочь житомирского раввина Шломо Бренера, родилась в 1872-м году. Госпожой Дизенгоф она станет намного позже, а пока…  пока девочка с ангельским личиком и абсолютным музыкальным слухом очень любит петь и хочет научиться играть на пианино. Именно пианино и сыграло роль «свахи», то есть помогло Зине познакомиться с будущим мэром Тель-Авива – Меиром Дизенгофом.

В 1882-м году, только что окончивший политехническое училище в Кишиневе, Меир Дизенгоф записывается добровольцем в царскую армию. У него уже есть специальность – «химическое производство», а армия только начинает обращать внимание на возможности применения химической науки в военных целях. И еврейский юноша из Бессарабии попадает на ускоренные офицерские курсы. По окончании курсов, в 1883-м году, он был направлен для прохождения службы в инженерную часть в город Житомир, на Украине.

В царской армии России еврей – офицер, да еще и не на интендантской службе, это уже явление уникальное. Особенно, если принять во внимание то, что он родом не из Москвы или Петербурга, а из самой провинции, где и по-русски говорили далеко не все. Все это говорило о незаурядности молодого человека.  К нему с большим уважением относились даже самые завзятые антисемиты, коих немало было и в армии и в украинском городе Житомире.

А молодой офицер был увлечен не только химией. Помните – «призрак бродит по Европе»?* Идеи социализма, будоражившие умы русской интеллигенции, заразили и его. И даже в Житомире он находит единомышленников – кружок молодых еврейских социалистов.

Еврейские юноши и девушки, образованные и интеллигентные с удовольствием принимают в свое общество молодого офицера. И очень быстро он становится одной из центральных фигур этого кружка социалистов. Благоприятствовало этому и еще одно, очень важное обстоятельство – будучи офицером, Меир Дизенгоф снимал квартиру в гарнизонном городке, куда был ограничен доступ городской полиции. И очень часто ребята собирались именно в его скромной, но уютной холостяцкой квартире. От предыдущего хозяина ему осталась кое какая мебель, в том числе и пианино. И тогда, в целях конспирации, одна из девушек стала приводить на собрания «социалистов» свою младшую сестру, которая прекрасно играла и пела. И для посторонних эти собрания выдавали за уроки музыки. А «учительнице» музыки было всего одиннадцать лет и звали ее… Зина Бренер. А великодушный хозяин импровизированной музыкальной школы, офицер российской армии Михаил Яковлевич (позже он снова вернется к родному имени Меир) Дизенгоф был старше своей учительницы ровно на одиннадцать лет.

Так и проходили эти вечера – в бурных спорах о светлом будущем под русские романсы. И среди многочисленных песен, которые там звучали, и Зине и Меиру особенно нравилась одна – «Песня про кирпичики», известного русского автора Валентина Кручинина. (Об этой песне у меня написано целое «исследование», потому что она не только сыграла очень важную роль в жизни Зины Бренер и Меира Дизенгофа, но стала в некотором роде революционным прорывом в русском романсе. Но это совсем другая история  —  романс «Кирпичики» в исполнении Юрия Морфесси.)

В течении всех трех лет службы они продолжают встречаться. Не по годам рассудительная девочка разделяет многие взгляды Меира и, прежде всего, ей близка мысль о том, что у евреев нет будущего в царской России.

В 1886-м году, демобилизовавшись из армии, Дизенгоф уезжает в Одессу, где поступает в университет. Тогда же он вступает в одесское отделение организации «Народная воля». Но буквально через несколько месяцев кто-то из членов организации «сливает» ее Охранному отделению полиции и большинство народовольцев было арестовано, в том числе и Меир Дизенгоф.

Следствие тянулось очень долго. Сначала месяц Дизенгоф находился в следственном изоляторе одесской тюрьмы, а затем был переведен в житомирский арестантский дом, где отсидел еще долгих восемь месяцев. И юная Зина приходила его навещать.  Комната для свиданий при тюрьме была очень мала, а желающих повидать своих родных и близких было очень много, поэтому зачастую приходилось ожидать томительными часами в долгой очереди. И чтобы хоть как то сделать это ожидание более приятным, чтобы дать понять близкому ей человеку, что она уже тут, Зина…  пела.  Как я уже рассказывал – голос у девочки (ей всего четырнадцать лет, хотя выглядела она старше) был очень красивый, поэтому и ожидающие в очереди и охранники с удовольствием позволяли ей петь.  И, конечно же, самой любимой песней был романс «Кирпичики». Едва заслышав первые слова:

На окраине где-то города
Я в убогой семье родилась,
Горе мыкая, лет пятнадцати
На кирпичный завод нанялась.

Меир знал, что Зина тут, рядом. А если он по какой либо причине не слышал ее пение, то сокамерники потом дружелюбно подтрунивали над ним – «певунья твоя тут уже, голосит!».

Как только заканчивается следствие и Меир Дизенгоф был выпущен на свободу, он, прямо из одесской прокуратуры, нарушив все предписания Охранного отделения,** приезжает в Житомир. Прибыв в город, он гуляет по его улицам один, в надежде встретить Зину. Просто зайти к ней домой он решался, отчетливо понимая, насколько странна их дружба со стороны – 25-летний офицер в отставке и 14-летняя девочка.  И ему повезло – он увидел Зину, которая шла куда-то вместе с матерью.  Девушка подошла к Меиру и они обменялись несколькими словами. Он лишь успел сказать ей, что отправляется в Кишинев, покинуть который в ближайшее время не сможет.

Позже Меир Дизенгоф так вспоминал эту короткую встречу: “… когда мы расстались,  между нами ничего не было обусловлено, мы не договорились ни о чем, не было никаких идей на ближайшее время.  Мне было понятно, что предстоит (мне) заняться поиском новой работы, определиться с новым направлением в жизни, а ей необходимо закончить обучение. А потом мы конечно же встретимся. Где, когда? Кто может знать наше будущее?”

Зина Бренер — рисунок одноклассницы

            Они продолжали переписываться, не имея возможности встречаться лично. Покинуть Кишинев Дизенгоф не имел возможности из-за полицейского дозора, а Зина не могла к нему приехать – для юной девушки это было слишком далеко.

            Обучение в одесском университете было прервано. В кишиневском университете  ему тоже отказали, намекнув, что он больше не сможет продолжить обучение ни в одном учебном заведении России.  Тогда Дизенгоф подает прошение на выезд за границу для продолжения обучения и неожиданно получает разрешение. Как он сам потом шутил – губернатор решил, что “потенциальных смутьянов надо держать подальше и заграница самое место для этого”.

            Но еще до отъезда в Париж, где он продолжил обучение в Сорбонском университете, Дизенгоф знакомится в Кишиневе с членами организации “Хибат Цион”, с которыми потом потом поддерживал неразрывную связь в течении многих лет.

Именно благодаря этой организации, спустя несколько лет в Париже он знакомится с бароном Ротшильдом. А пока он продолжает обучение, мечтая стать химиком.

Меир в Париже, Зина в Житомире. Он пишет письма, вставляя в них все больше и больше французских слов, Зина на курсы французского языка. Он изучает химию, она изучает музыку. Казалось бы – между ними не только оргомная разница в возрасте, не только тысячи верст, между ними так мало общего… Но с каждым письмом Меир чувствует, насколько близка ему эта девушка.

В 1892-м году барон Ротшильд, во время одной встреч, предлагает недавнему выпускнику Сорбоны работу. И не где-нибудь , а в Палестине. Барону нужен завод по производству бутылок, расположенный в непосредственной близости от виноделен в Зихрон-Якове. И молодой инженер-химик соглашается. Правда он ставит барону одно условие – перез отъездом в Палестину Дизенгоф хочет посетить Россию. И барон добывает ему разрешение. Пробыв всего один день в Кишиневе с родителями, Меир Дизенгоф едет в Житомир, где его с нетерпением ждет повзрослевшая Зина.

Однако долгожданная встреча была омрачена. В доме главного раввина Житомира Дизенгоф застал директора гимназии, в которой училась Зина. И после ухода директора Зина рассказала об инциденте, произошедшем несколько дней назад. Во время урока математики, преподаватель, который и раньше не отличался хорошим отношением к еврейским девочкам (в те годы обучение было раздельным) позволил себе едкое высказывание, сказав, что еврейкам нет необходимости изучать математику, так как они дома учатся высчитывать проценты на ссудах, выдаваемых бедным украинцам. Гордая Зина, услышав такие слова, покинула класс. А так как речь шла о дочери главного раввина города – то есть о государственном служащем высокого ранга (главные раввины городов назначались губернаторами и их чин приравнивался к рангу титулярного советника, то есть чиновника 9-го класса), то, конечно, директор гимназии поспешил лично принести свои извинения.

Но Зина уже твердо решила для себя – в эту гимназию она не вернется. Именно в такой сложный момент и застал ее Меир Дизенгоф. В тот же день у него состоялась серьезная беседа с родителями Зины и он впервые сформулировал свои планы на будущее – дождаться окончания обучения девушки и жениться на ней.

После долгих разговоров Зина принимает решение – продолжить обучение в педагогическом училище, которое готовило в том числе и учителей музыки.

Меир не мог не обратить внимание на те разительные перемены, которые произошли с их последней встречи. «…  вместо милой девочки, которая развлекала своим пением и рассудительными высказываниями старших товарищей, передо мной стоит решительная молодая женщина, уверенная в себе, твердая в своих намерениях. Если кто-то посмел затронуть ее чувства или убеждения, она смело бросалась в бой, отстаивать свои права. У нее сформировались политические убеждения, она умела не по-женски спорить. Передо мной теперь была та женщина, которую я бы хотел видеть в качестве спутницы на своем дальнейшем жизненном пути» ( из записей Меира Дизенгофа, 1894-й год).

А молодым снова предстояла разлука. И снова летели письма, лишь изменив направление с западного на восточное. Зина ждала окончания училища, а Меир ждал Зину.

Хотя, если изучить обстоятельства его жизни, времени для скуки у него практически не было. Приехав в Палестину в качестве директора стекольного завода, он этот завод еще должен был построить. Но барон Ротшильд редко ошибался в людях. Приметив молодого инженера, он уже тогда видел его настойчивость, решительность и твердость в своих намерениях. Именно эти качества и помогли Меиру в кратчайший срок построить завод прямо берегу Средиземного моря, рядом с заброшенной арабской деревней Тантура – сейчас это место называется «пляж Дор», недалеко от поселения Микморет. (в документах Ротшильда указано, что завод начал свою работу через четыре месяца, хотя сам Дизенгоф называет другие сроки – около полугода.)

Листок из деловой переписки Меира Дизенгофа — директора завода в Тантуре.

            В начале июля 1893-го года Меир Дизенгоф берет короткий отпуск и отправляется в Александрию. Несколькими днями позже туда прибывает и Зина – они обо всем договорились заранее. И на исходе субботы 10-го июля 1893-го Зина Хая Бренер становится Зиной Дизенгоф! Свадьбу сыграли в доме одного из новых друзей Меира – доктора Ройтштейна.

Объявление о предстоящей свадьбе, данное Меиром Дизенгоф в газету הצבי издаваемую Элиэйзером Бен-Иегудой. Обратите внимание на суммы пожертвований.

Поздравление молодоженам в газете המצליץ

            А как только кончается короткий праздник, начинаются бытовые сложности.  Меир жил в одном из старых домов в Тантуре.  И если бывшему офицеру и студенту спартанская обстановка вполне подходила, то молодой учительнице музыки хотелось комфорта и уюта. Зина знакомится с женами других работников завода, с жителями близлежащих поселений, и очень скоро старый дом в интерьера вполне напоминал городскую квартиру.

Начинается новый этап в жизни Зины. Теперь – Зины Дизенгоф!

*    — цитата из «Манифеста Коммунистической партии» Карла Маркса

**  — Дизенгофа спасло  от каторги несколько обстоятельств. Так как он был    сравнительно новым членом организации, его имя не фигурировало в протоколах собраний, а лишь в списке членов. Лично его знали всего несколько руководителей одесского отделения “Народной Воли”, которые не выдавали своих. Поэтому следствие ограничилось “помещением под надлежащий надзор по месту жительства в городе Кишиневе” и Меир Дизенгоф был выпущен на свободу.

паспорт Зины Дизенгоф

*** — В Израиле принято называть Зину – Цина. И все дело в том, что после того, как Зина и Меир сочетались браком по еврейским традициям, они решили заключить и гражданский брак. Для этой цели они обратились в германское консульство в Александрии (у Дизенгофа были там знакомые чиновники). Естественно, что документы о браке, которые они получили, были на немецком языке. А в немецком буква “Z”, произносится, как русская «Ц». Поэтому турецкие чиновники в Палестине и выдали Зине Дизенгоф документы, в которых она уже была записана, как Цина. Так это и прижилось.

ПС: Конечно, это только начало истории об этой необыкновенной женщине, и, конечно, последует продолжение. У меня собралось огромное количество различных материалов о Зине Дизенгоф, и мне хочется выразить сердечную благодарность Эльханану Авидору — директору фонда памяти Зины и Меира Дизенгоф, за помощь в работе над этой статьей и ее продолжением.