Реальная история «Безумного Джека» Черчилля – человека из редкой породы настоящих воинов.

«Безумный» Джек Черчилль был одним

из тех редких людей, для которых война

— их стихия. Немногие из них сделали такую

успешную или фантастическую военную карьеру.

Robert Barr Smith

 

            Был май 1940 года, и немецкое подразделение под командованием офицераатаковало деревню под названием Л’Эпинетт, недалеко от Бетюна, Франция. Пятеро его солдат укрылись за стеной двора фермы, спрятавшись от огня британскогоотряда, прикрывающих отступление своего экспедиционного корпуса к Ла-Маншу.

            Внезапно немецкий офицер упал, хотя никаких выстрелов не было слышно, аиз его груди торчала стрела. В то же секунду на изумленных немцев обрушились ружейные выстрелы немцев из небольшого фермерского строения. Возможно, этот офицер знал, что его враг — солдаты манчестерского полка, но от точно не мог знать, что их возглавляет грозный капитан «Безумный» Джек Черчилль. Это стрела, которая пронзила незадачливого немца, была выпущена рукой Черчилля в то время,как винтовки его подчиненных сделали все остальное.

            Да, какими бы смертоносными ни были луки и стрелы, они, несомненно, были анахронизмами современной войны. Но в руках настоящих солдат они оставались грозным оружием солдатами, а именно таким и был Джек Черчилль, призванныйвести за собой. И настоящий лучник, не хуже Робина Гуда тоже.

            Джон Малкольм Торп Флеминг Черчилль, которого друзья называли «Джек Черчилль», а позже — «Безумный Джек Черчилль» или «Боевой Джек», — был профессиональным солдатом, из старой оксфордширской семьи. Черчилль родился в Гонконге, окончил Королевскую военную академию в Сандхерсте в 1926 году и был введен в состав легендарного манчестерского полка с боевыми традициями, восходящими к 18 веку. Полк был сформирован слиянием 63-го и 96-го пехотногополка, и его солдаты проливали свою кровь за Британию по всему миру. Сорок два манчестерских батальона служили только в Первой Мировой войне. 

           Младший брат Джека Черчилля, Том, также стал офицером Манчестера и со временем дослужился до генерал-майора, выйдя в отставку в 1962 году. Еще одинмладший брат, Бастер, выбрал военно-воздушный Королевский флота и погиб за свою страну у Мальты в ожесточенных боях операции «Пьедестал» во время Второй Мировой войны.

            То, что Черчилль был особенным человеком с особенным, очень сильнымхарактером, было очевидно с самого начала его службы, даже в армии, богатой такими людьми. Например, во время службы в Бирме до начала Второй мировой войны он прослушал курс по радиосвязи в Пуне, в Индии. Некоторым может показаться странным, что Черчилль проехал на своем мотоцикле из Рангуна в Пуну, но, по крайней мере, самому Джеку Черчиллю, это не показалось совсем уж необычным. Позже, он должен был проехать еще 1500 миль из Пуны в Калькутту, гдедолжен был сесть на корабль. Оттуда до Рангуна – он снова поехал на мотоцикле. По пути он «проиграл» бой с большим водяным буйволом, но вернулся в свое подразделение вовремя, чтобы продолжить службу во время восстания в Бирме 1930-32 годов.

 

 

«Безумный» Джек Черчилль всегда был сорвиголовой

 

            Необычные опасности и трудности никогда не имели большого значения для Джека Черчилля. На том же мотоцикле он проехал 500 миль по Бирме от Маймё до Рангуна, поездка существенно осложнялась отсутствием дорог. Поэтому он следовал за железнодорожной линией, пересекая десятки водотоков, толкая мотоцикл по рельсам, пока шел по шпалам. Все в жизни было для него вызовом. Среди трудностей, которые ему пришлось преодолеть, было овладение волынкой, очень сложным музыкальным инструментом для англичанина. Его любовь к волынке, похоже, зародилась в Мэймё, где он учился у  великого шотландца майора Камерона, из настоящих шотландских горцев.

            Вернувшись в Англию в 1932 году, Джек Черчилль продолжил учиться играть на волынке —  армия мирного времени стала для него скучной. Черчилль был одним из тех необычных людей, призванных вести за собой других в бою, и такие люди часто бывают беспокойными в мирное время. И, возможно, как прокомментировал его биограф Роберт Смитт, «…определенная эксцентричность? Несомненно! Онавозникала из-за разочарования. Его дикие шутки, такие как, например, вызов дежурного офицера в караульную комнату в три часа ночи и изучение неверносформулированной задачи для подготовке к его экзамену по продвижению по службе – все это на какое-то время исключило любые шансы на повышение».

            Когда Черчиллю получил выговор за использование… грелки, явно не военного оборудования, он обошел эту тонкость военного протокола, заменив грелку куском резиновой трубки, которую он наполнил из ближайшего крана с горячей водой. А потом, в дождливый день, он появился на утреннем осмотре с зонтиком — смертный грех в любой армии. На вопрос батальонного адъютанта, что он «хотел сказать своим диковинным поведением, Черчилль ответил: «Идет дождь, сэр», — ответ, не рассчитанный на то, чтобы понравится любому командиру.

            Какой бы ни была причина, но после 10 лет службы Джек Черчилль ушел в отставку и занялся коммерческими предприятиями. Сначала он работал в редакции газеты в Найроби, но ему там не нравилась, поэтому он занялся поиском подходящего дела. Помимо прочего, он работал моделью в рекламе в журналах и снимался в кино. Он появился в фильме «Барабан» о боях на северо-западном рубеже, в котором он уже мог играть на волынке. А поскольку он занимался греблейеще во время службы на реке Исида, он получил эпизодическую роль в фильме «Янки в Оксфорде» с участием кинозвезды Роберта Тейлора, в котором он ловкоуправляется с рулевым веслом в оксфордской байдарке.

            Тем временем он продолжал совершенствоваться в игрой  на волынке и летом 1938 года занял второе место в лиге офицеров на чемпионате по волынке в Олдершоте. Это был действительно подвиг, поскольку он был единственным англичанином среди семидесяти или около того участников-шотландцев.

            В течение этих лет Черчилль развивал еще один свой навык — стрельбу из лука. Он впервые увлекся этим только после возвращения в Великобританию из Бирмы. Его опыт обращения с луком помог ему принять участие в съёмках таких фильмов как  «Сабу» и «Вор Багдада». И с типичной для «Безумного Джека» целеустремленностью он настолько овладел луком, что выступил за Британию на чемпионате мира в Осло в 1939 году.

           

 

 

«Снова в красной шинели»:

Джек Черчилль добровольно присоединяется к финнам

 

            К тому времени, длинные уродливые тени войны протянулись по всей Европе. Когда немецкая армия ворвалась в Польшу, Джек Черчилль вернулся в британскую армию, в свой манчестерский полк, который в скором времени был направлен во Францию. «Я был, — сказал он позже, — снова в своей красной шинели; страна попала в проблемную ситуацию в мое отсутствие». Он был явно счастлив снова стать солдатом.

            Роте Джека выпало нести патрульную службу вдали от плацдарма основных боевых действий. Этот восьмимесячный период в конце 1939 — начале 1940 года получил название «странная война» (drôle de guerre), у немцев бытовало название Sitzkrieg — «сидячая война». Но патрулирование тихого участка Франции не подходило человеку воинственного темперамента. И поэтому, вместе с другими свободолюбивыми людьми, в том числе с героическим бригадным генералом Майком Калвертом, он вызвался собрать отряд добровольцев, чтобы помочь финской армии, подвергшейся тогда нападению Советской Красной Армии. Эта экспедиция была отменена еще до того, как добровольцы смогли отправиться в Финляндию, и Джек Черчилль вернулся на Манчестер вовремя, чтобы «встретить» немецкую армию, когда она напала на Голландию, Бельгию и Францию ​​в мае 1940 года. К тому времени Черчилль был заместителем командира пехототной роты во втором дивизионе полка.

            Британии пришлось на время отступить под мощными ударами вермахта. Но и во время отступления BEF (Британский Экспедиционный Корпус) Джек оставался яростным и упрямым воином, не желая отдавать ни ярда земли, добиваясь при этом максимального урона для противника. Он особенно любил совершать практически партизанские набеги и контратаки, ведя небольшие группы отборных солдат против наступающих немцев.

В это сложное время Джек представлял собой довольно странную, почти средневековую фигуру. Где-то он раздобыл настоящий меч, и так и выходил в бой, неся на себе не только легендарную винтовку «Ли Энфилд», но и боевой лук сострелами и меч. Среди немецких солдат ходили слухи, легенды о британском офицере-призраке, который выходил на бой с огромным средневековым мечом, которого не брали пули. Британское командование было не в восторге от выходок Джека Черчилля, но поскольку именно эти его выходки как раз поднимали боевой дух британцев, на них смотрели сквозь пальцы.

           

Джек Черчилль: Воин Второй мировой войны

 

            Джек еще с юных лет очень интересовался всем шотландским. Отсюда и его необычный интерес к волынке, к стрельбе из лука. И, как и положено человеку, влюбленному во все шотландское, Джек Черчилль носил клеймор (огромный двуручный меч) с плетенной рукоятью. Позднее на вопрос генерала, наградившего его орденом, почему он носит меч во время боевых действий, Черчилль, как рассказывали сослуживцы, ответил: «По моему мнению, сэр, любой офицер, вступающий в бой без меча, одет неправильно».

            В боевом дневнике 4-й пехотной бригады, к которой принадлежал батальон Черчилля, была необычная запись. «Одним из самых обнадеживающих зрелищ при высадке [Дюнкерк] был вид капитана Черчилля, идущего по берегу со своими луками и стрелами. Его высокий пример и его великая работа … были большим подспорьем для 4-й пехотной бригады».

            Во время очередного отступления Черчилль принял командование своей ротой, так как командир роты был ранен. Именно во время этого боя, оставшись без патронов, он на глазах своих изумленных солдат выстрелил в немецкого офицера, как выразились хроники войн Генриха V, «стрелой суконного двора» — то есть практически заточенной веткой дерева Один из его собратьев-офицеров, его старый друг, видел, как он примерно в это время мчался по равнине Фландрии на небольшом мотоцикле, его лук был привязан к раме, стрелы торчали из одной из корзин на спине, на спине висела фуражка немецкого офицера. Фара мотоцикла была запачкана кровью, бак пробит и заткнут тряпкой, но глаза Джека горели яростью победы.

«Ах!» — сказал Черчилль, заметив своего друга. — Привет, Кларк! Есть что-нибудь выпить?

            Когда Черчилль спешился, его друг заметил засохшую кровь, размазанную по одному уху, и спросил Черчилля о травме.

— Немецкий пулемет, — небрежно сказал Черчилль. Его люди кричали ему бежать, но, по его словам, он просто слишком устал.

            Он получил свой первый Военный крест во время отступления к Ла-Маншу, когда соединил шесть грузовиков вместе, чтобы спасти подбитый британский танк. Хотя, к сожалению, ему не удалось спасти танк, он спас раненого британского офицера и весь экипаж танка.

            Награждение не произвел на Черчилля ни малейшего впечатления. Тогда, даи в последствии он казался одним из тех выдающихся людей, которые живутопасностью, живут в бою. Именно в это время сослуживцы прозвали его «Безумным Джеком», и это прозвище было вполне заслуженным. Заслуженным, но только в бою. Стоило закончится боевым действиям, как Джек Черчилль брал в руки волынку, а иногда и свирель, и развлекал своих солдат музыкой и рассказами о его службе на Востоке.

Jack Churchill (left) in later life playing his bagpipes at a commemoration ceremony. 

Стать коммандос

 

            Очевидцы рассказывали, что Джек Черчилль добрался до Дюнкерка якобы на мотоцикле, его лук и стрелы были привязаны к раме, а длинный меч возвышался над его головой. С этого ужасного пляжа он был доставлен обратно в Англию, как и его сослуживцы из Манчестера, благодаря храбрости Королевского флота и целой армады гражданских лодок и кораблей.  Именно там, на одном из этих кораблей он услышал от офицеров, что в британской армии начинается формирование новогоподразделения. Этот новый отряд называли «коммандос», и он создавался для тех задач, которые относились к разряду невыполнимых.

            Похоже, именно для такого отряда и для таких задач и был более всего приспособлен «Безумный» Джек Черчилль. Ответы на вопросы добровольцев для выполнения этой новой обязанности были несколько расплывчатыми, но они обещали, по крайней мере, очень активную и необычную службу. Черчиллю этого было достаточно. Каким бы ни должен был быть коммандос, именно Джек Черчилль подходил для этого идеально.

            Обучение нового отряда проходило в Шотландии, и оно принесло Черчиллю неожиданные дивиденды. Там он встретил Розамунд Денни, дочь шотландского баронета, владевшего небольшой верфью. Они поженились в Дамбартоне весной 1941 года, и в этом счастливом браке родились двое детей.

            Черчилль принимал участие в всех учебных операциях «коммандос», он был, как рыба в воде, включая ледяную воду шотландских озер. Он чувствовал себя как дома на этих крутых, продуваемых ветрами холмах, под дождем,  в непроходимой грязи. Очень быстро его продвинули на должность офицера-инструктора. Он жил и дышал обучением, лидерством, подавая пример, хваля мастерство и проклиная лень и беспечность. Его специальные лекции для солдат были изложены на простом языке, который его подчиненные понимали и любили, например: «Нет ничего хуже, чем сидеть на заднице и ничего не делать только потому, что враг случайно оставляет вас в покое на мгновение. Пока у него перерыв, идите к отряду на вашем фланге. Изучайте все поле боя. Участвуйте и поддерживайте своего соседа всеми возможными способами … » (из записей лейтенанта Томпсона, ученика Джека Черчилля)

           

Меч и свирели всегда под рукой

 

            У «сумасшедшего» Джека Черчилля была и иная сторона. В тех счастливых случаях, когда к»оммандос» не ночевали в поле или в горах, ему иногда удавалось разбудить всех в казарме в Ларгсе, Шотландия, пробивая ночь звуками волынки. Ни один волынщик, возможно, не мог понять, почему некоторые люди в это мире предпочитают спать более, чем слушать боевые марши шотландцев, какими бы непрофессиональными они ни были, и Джек не был исключением. Его товарищам оставалось только стиснуть зубы и надеяться, что он скоро устанет или придумает что-нибудь более спокойное.

            Обучение первого отряда «коммандос» закончилось 27 декабря 1941 года, и экзаменом стал блестящий успешный штурм немецкого гарнизона в Ваагсо, норвежском городе на Северном Фьорде. Черчилль командовал в этой атаке двумя ротами, которым было поручено уничтожить немецкие береговые батареи на острове Маалой, находившемся во фьорде, напротив города Ваагсо. Как и в прошлых боях«безумного» Джека, он стоял на самом баке (передняя часть судна) ведущегодесантного судна, когда оно приближалось к берегу, и его волынка играла «Марш бойцов Камерона».

            Затем он в числе первых высадился на берег, во главе своих людей с мечом в руке, и бросился вперед, как сказано в донесении, «в густой дым, издавая воинственные крики». Маалой и его батарея быстро пали. Черчилль и его люди убили часть немецких и норвежских солдат, или взяли в плен оставшийся гарнизон, в том числе двух женщин, которые, как благородно сказано в одном из рассказов о рейде, «могли быть обслуживающим персоналом лагеря». В то время как в самом Ваагсо еще некоторое время продолжались ожесточенные бои, десант Черчилля принял все меры для того, чтобы орудия Маалоя не мешали атакующим. Радиограмма Джека Черчилля командиру рейда была очень краткой: «Батарея Маалой и остров захвачены. Потери незначительны. Мы в процессе уничтожения орудий. Черчилль ».

Получение второго военного креста

 

            Британские коммандос сильно «ужалили» немцев. Немецкий гарнизон в Ваагсо прекратил свое существование, и рейдеры забрали с собой около 100 пленных и около 70 добровольцев, желавших вступить в освободительнуюнорвежскую армию. Экспедиция также потопила около 15000 тонн грузов и уничтожила не только доки и склады, но и жизненно важные предприятия по производству рыбьего жира, столь важные для немецкого производства боеприпасов и пищевых добавок для немецких вооруженных сил. Немецкие войска прибрежной зоны больше не могли спать так хорошо, как перед атакой на Ваагсо.

            Когда рейдеры готовились покинуть Ваагсо и Маалой, британский подрывной заряд взорвался так близко от Черчилля, что, как говорится в одном из источников, «зацепил его». Другая история гласит, что сапер, занимающийся сносом домов, «неосмотрительно взорвал стену, к которой Джек случайно прислонился». Третьяверсия, которая звучит в высшей степени по-черчиллевски, рассказывает, что Джек Черчилль с друзьями праздновал успех рейда небольшим количеством трофейногомозельского вина, и когда заряд детонировал, кусок разбитой бутылки попал в лоб Черчиллю.

            Что бы ни случилось, у Черчилля появилась еще одна рана — или, по крайней мере, глубокий шрам, — который он продемонстрировал руководству в Маалое. Как он сам позже шутил: «Мне приходилось время от времени подправлять его(шрам),помадой Розамунд, чтобы сохранить историю о раненом герое». За этот рейд Джек Черчилль получил свой второй Военный крест.

 

«Коммандос!»

 

            При создании следующего, второго отряда «коммандос» военное руководство учло опыт и боевые заслуги Черчилля, и назначило его командовать этим отрядом. Уже в качестве командира «коммандос 2» осенью 1943 года, Джек Черчилль получил орден «За выдающиеся заслуги» за удивительный подвиг во время высадки в Салерно. (Примечательно, что в этой высадке, кроме командира «коммандос 2»присутствовали также некоторые «другие» Черчилли: брат Джека – Том, и капитан Рэндольф, сын британского премьер-министра),

            Черчилль командовал своими людьми в тяжелых и беспорядочных боях вокруг города Марина. Их задача заключалась в том, чтобы не давт немцам возможность вести артиллерийский огонь по западной половине залива Салерно. Черчилль возглавил последнюю контратаку, которая сломила последнюю попытку немцев уничтожить плацдарм коммандос.

            Во время ожесточенных боев в Салерно, отряд «коммандос 2» оказался в боевом составе линейной пехоты, рядом с его американскими коллегами –рейнджерами. Они выполняли работу, для которой ни коммандос, ни рейнджеры не были предназначены. Потери были тяжелыми, но коммандос отбивали каждую немецкую атаку. Для Черчилля кульминацией боевых действий стала ночная атака на город под названием Пьежолетти. Он построил своих людей в шесть параллельных колонн и, поскольку густой подлесок исключал любые шансы на тихое продвижение, послал их в атаку сквозь тьму с криком «коммандос!» Крики не только сводили к минимуму риск того, что коммандос могут попасть друг в друга в темноте, но и сбивали с толку немецких солдат, которым этот яростный крик, казалось, доносился со всех сторон в темноте ночи. «Коммандос 2» осуществили все поставленные перед ним задачи и захватили 136 пленных.

 

 

«Немного Эррол Флинна»

 

            Сам Черчилль и тогда был далеко впереди своих солдат. С мечом в руке, в сопровождении только своего помощника, капрала по имени Раффелл, он двинулся в сам город. Незамеченный противником, он и Раффелл пробрался в самый центр и слышал, как немецкие солдаты переговаривались вокруг них во мраке. Сияние сигареты в темноте подсказало им местонахождение немецкого сторожевого поста. То, что последовало за этим, как позже признал сам Черчилль, даже для него было «немного в духе Эррола Флинна».( Э́ррол Ле́сли То́мсон Флинн голливудский актёр австралийского происхождения, кинозвезда и секс-символ 1930-х и 1940-х годов.Прославился в амплуа отважных героев и благородных разбойников.)

            Первый немецкий сторожевой пост, укомплектованный двумя солдатами, был взят молча. Джек Черчилль, сверкая в ночи клинком меча явился из тьмы, как демон, и приказал: «Haende hoch!». И немцы в шоке сдались. Он отдал одного немецкого пленного Раффеллу, затем надел шнурок револьвера на шею второго часового и повел его обходить остальных охранников. Каждый постовой, сбитый с толку голосом своего пленного товарища, сдавался этому устрашающему привидению со свирепыми усами и обнаженным мечом.

            В общей сложности Черчилль и капрал Раффелл вдвоем взяли в плен 42 немецких солдата, вместе с их личным оружием и минометом. Затем Джек Черчилль,вооруженный клеймором (шотландский меч с длинной рукоятью) приняли капитуляцию последних десяти немцев, оставшихся в штабе. Всех взятых в плен без единого выстрела, в целости и сохранности Джек и его капрал доставили набританские позиции.

«Безумный» Джек в Адриатике

 

            По словам самого Черчилля, все это звучало довольно обыденно: «Я всегда привожу своих пленников с оружием; это отягощает их. Я просто вынул затворы из винтовок и положил в мешок, который нес один из заключенных. [Они] также несли миномет и все мины, которые только могли нести, а также тянули фермерскую тележку с пятью ранеными … Я утверждаю, что до тех пор, пока вы громко и четко говорите немцу, что делать, если вы командуете ему твердо и четко, он будет кричатьв ответ  «Jawohl» и делать это с энтузиазмом и эффективно в любой… ситуации. Вот почему из них получаются такие чудесные солдаты … »

            Следующее назначение Джека Черчилля привело его на Адриатику, где британские части и югославские партизанские силы Тито нанесли удар по немецким гарнизонам на побережье Далмации. В январе 1944 года Черчилль, возглавлявший «коммандос 2», и около 1000 югославских партизан, подкрепленных иесколько зенитными орудиями и пулеметами, стал комендантом острова Вис, последнего острова Далмация, не находившегося в руках Германии. Из Виса кампания против удерживаемых немцами Адриатических островов велась на море Королевскими Военно-Воздушными Силами и небольшими судами Королевского флота. Всегда готовый к рейдам в тыл врага , Черчилль послал несколько своих коммандос вместе с военно-морским флотом в качестве абордажных групп, чтобы они перебрались наборт вражеского корабля, доставляющего припасы. В лучших традициях пиратов капитана Блада (упомянутый актер Эролл Флинн как и играл капитана Блада в одноименном фильме, и Джек очень любил этот фильм) его солдаты взяли на абордаж немецкое военно-транспортное судно, перенесли на свои лодки припасы и.… ссадив немецкий экипаж в спасательные шлюпки, потопили вражеский корабль.

            Небольшие группы коммандос также высаживались ночью, чтобы не давать покоя немецким гарнизонам и на других далматинских островах. Командир одной из таких групп лейтенант Б.Дж. Бартон узнал, что немецкий комендант на острове Брач ​​очень склонен к жестокому обращению с населением острова. Бартон, замаскировавшись под югославского пастуха, разобрал свое автомат «Стен» на на части, и спрятал их в вязанке дров, груженных на осла. Так он проскользнул в деревню, где находился немецкий штаб, уничтожил коменданта и ушел чистым.Когда его спросили – как ему удалось это сделать, — он ответил:» Каждый солдат мечтает быть похожим на своего командира!» Командиром лейтенанта Бартона, как не трудно догадаться, был «безумный» Джек Черчилль!

 

Последняя удача Черчилля

 

            Серия успешных рейдов коммандос и партизан нанесла немцам ощутимый ущерб, и в мае 1944 года было запланировано более масштабное нападение британских и югославских военнослужащих на удерживаемый немцами югославский остров Брач. Именно здесь, к сожалению, и закончилась удивительная удача Джека Черчилля. Операция потребовала атаки одновременно на три отдельные позиции на вершине холма, хорошо укрепленные, снабженные связью, защищенные проволокой и минами и прикрытые артиллерией. Несколько союзных отрядов должны были работать вместе, синхронно. Одним из них, усиленным отрядом коммандос и большим отрядом партизан, руководил Джек Черчилль.

            Первые партизанские атаки на основные позиции немцев ни к чему не привели, и тогда коммандос 43 (Королевские морские пехотинецы) пошел в атаку на жизненно важный холм под названием Point 622. Продвигаясь вперед при ясном лунном свете, словно днем, через проволочные заграждения и минные поля, 43-й отряд коммандос двигался на вершину холма, но был вынужден отступить с тяжелыми потерями. Тогда Джек Черчилль теперь послал 40-й отряд коммандос — также королевских морских пехотинцев – на штурм холма и сам возглавил их, играя на волынке. Передовой отряд с криками «Коммандос», стреляя на ходу, занял позиции немцев на 622.

            Но, потеряв многих бойцов на пути к холму, и еще больше потеряв от очень сильного немецкого огня на вершине, Черчилль быстро оказался окруженным, с лишь небольшой группой бойцов. На вершине холма было всего шесть коммандос, трое из них были ранены, двое из них очень тяжело. «Я был очень огорчен, — рассказывал потом Черчилль с необычайной сдержанностью, — обнаружив, что все солдаты были вооружены револьверами, кроме меня, у которого был американский карабин».

            Тем не менее, небольшая группа продолжала сражаться, пока не кончились патроны для револьверов и у Черчилля не осталось ни единственного патрона для карабина. Немецкая мина убил троих из его небольшого отряда и ранила еще одного, оставив Черчилля единственным невредимым защитником на вершине холма. Это был конец.

            Джек Черчилль встал во весь рос с волынкой, играя «Вы не вернетесь снова», пока немецкие гранаты не взорвались на его позиции, и он был оглушен и ранен осколком одной из них. Он пришел в сознание спустя несколько минут, обнаружив, что немецкие солдаты «пинают нас, очевидно, чтобы узнать, кто жив».

            Спустя долгое время после окончания войны Черчилль был рад услышать, что в немецком отчете о битве за холм его одинокая мелодия описывалась как «печальный звук неизвестного музыкального инструмента».

 

 

Дерзкий побег из гестапо

 

            Джек Черчилль еще раз сыграет на волынке на похоронах 14 коммандос, погибших на склонах холма 622, с позволения немецкого офицера. Он и его оставшиеся в живых люди избежали убийства гестапо в соответствии с грязным «приказом коммандос» Гитлера благодаря рыцарству некоего капитана вермахта по фамилии Тюнер. «Вы такой же солдат, как и я», — сказал капитан Черчиллю. «Я не позвллю этим гражданским мясникам иметь дело с вами. Я ничего не скажу о получении этого приказа ». После войны Черчилль нашел его и смог лично поблагодарить Тюнера за его порядочность, а также помог ему избежать русского плена.

            Плененного Джека Черчилля доставили в Сараево, а затем в Берлин.Очевидно, некоторые нацисты думали, что он является родственником Уинстона Черчилля. И уже в Берлине случилась следующая история в духе «Безумного» Джека Черчилля. Стоило ему покинуть немецкий самолет, как через несколько минут он загорелся и взорвался прямо на взлетной полосе. Сам Джек рассказал о том, что, выйдя из самолета, он оставил горящую спичку или свечу в стопке бумаги, что вызвало пожар и значительное замешательство. В ходе последующего расследования Черчилль невинно сказал разъяренному офицеру люфтваффе, что немецкий офицер, сопровождавший Черчилля, курил и читал газету на борту самолета.

            Черчилль провел некоторое время в одиночной камере и со временем оказался в концентрационном лагере Заксенхаузен. Однако эта печально известная тюрьма стала для Черчилля лишь еще одним вызовом, и в сентябре 1944 года он и  еще один офицер Королевских ВВС пролезли под проволоку через заброшенную канализацию и отправились пешком к берегу Балтийского моря. Однако им не повезло, и они были пойманы недалеко от прибрежного города Росток, всего в нескольких милях от моря. Со временем их перевели в лагерь в Нидердорфе, Австрия.

            Здесь Черчилль ждал еще одной возможности сбежать, пряча в куртке небольшую ржавую банку и несколько луковиц на случай, если вдруг представится такая возможность. Апрельской ночью 1945 года это произошло. Случай представился, когда вышла из строя система освещения лагеря. Нескольких пленных послали восстанавливать электричество. Черчилль воспользовался моментом и, отойдя от места работы, исчез в темноте.  Он не плохо ориентировался на местности и сразу направился к Альпам и итальянской границе. Набрав овощей из австрийских огородов, он упорно шел на юг. Держась подальше от дорог, он пересек перевал Бреннер на границе с Италией и направился в Верону, которая находилась примерно в 150 милях от перевала.

 

 

Поездка с американцами

 

            На восьмой день своего побега, ковыляя из-за вывиха лодыжки, Черчилль заметил колонну бронетехники. К его великой радости, на корпусах машин он безошибочно различил белую звезду армии Соединенных Штатов. Ему удалось остановить одну машину и убедить команду, что, несмотря на его неряшливый вид, он действительно был британским полковником. Как он позже рассказал своему старому другу и биографу Рексу Кинг-Кларку: «Я уже не мог нормально ходить и так запыхался, что едва мог говорить, но мне все же удалось заслужить доверие командира Сандхерста, и это, несомненно, помогло.”

            Черчилль был свободен, но разочарован. Европейская война почти закончилась, он пропустил большую ее часть, включая шанс на дальнейшее продвижение по службе и, видимо, возможность возглавить бригаду коммандос. Но, тем не менее надежда умирает последней. «Раз так, — сказал он друзьям, — для мня все еще остается NIPS, не так ли?» (NIPS

или NIP – прозвище японцев во время Второй Мировой Войны, от «Ниппон» — так на японском звучит название страны Япония)

            Итак, Черчилль отправился в Бирму, где все еще бушевала крупнейшая сухопутная война против Японии. Однако и здесь он встретил разочарование, поскольку к тому времени, когда он достиг берегов Индии, Хиросима и Нагасаки исчезли в грибовидных облаках, и война внезапно закончилась. Для такого воина, как Черчилль, конец битвы был горько-сладким. «Знаешь, — сказал он другу, полушутя, — если бы не эти проклятые янки, мы бы продлили войну еще 10 лет».

            Внезапный выход Японии из войны стал явным разочарованием для Черчилля, особенно после того, как его все-таки повысили до должности командира бригады коммандос на Дальнем Востоке. Тем не менее, были и другие войны, которые все еще продолжались, и в ноябре 1945 года он написал домой из Гонконга: «Поскольку NIPS обманули меня, то я собираю вещи, и готовлюсь присоединиться к войне против индонезийцев». Речь идет о кратковременной войне против индонезийцев, которые, освободившись от японской угрозы, бросили алчный взор на острова Саравак, Борнео и Бруней. Войска Британии и Содружества изгнали этих захватчиков, но Джек пропустил эту маленькую войну.

            На следующий год он добивается перевода в Seaforth Highlanders (Сифортские горцыбританский линейный пехотный полк, личный состав которого набирался из Северного Хайленда. Одно из самых прославленных подразделений британской армии, сегодня это – Ее величества Королевский полк Шотландии) где с нетерпением ожидал поступления в школу парашютистов, где в 40 лет получил квалификацию десантника.

            В 1946 году он взял небольшой отпуск, на этот раз для участия в киносъемках. Студия Twentieth Century Fox снимала фильм «Айвенго» со старым товарищем Черчилля по гребле — Робертом Тейлором и они (студия) хотели, чтобы он сыграл лучника, стреляя со стены Уорикского замка. Черчилль принял это предложение и улетел на съемки на самолете, предоставленном кинокомпанией.

 

От автора.

 

            Наверно, уже даже самый терпеливый читатель начинает нервничать и недоумевает – к чему я рассказываю вам историю «Безумного» Джека Черчилля? Да, он был героическим офицером, храбрым воином, но он был офицером британской армии, а не израильской.  Какое отношение его история имеет к нашей стране.

            Вы будете удивлены, но самое непосредственное. Еще немного терпения!

 

Без войны … Не для «Безумного» Джека

 

            Хотя Джек Черчилль мог подумать, что он покончил с войной, на самом деле это не так. После окончания Второй мировой войны он получил квалификацию парашютиста, и окончательно перешел в состав «Сифортских горцев». Именно в составе этого подразделения он и оказался в Палестине в качестве заместителя командира 1-го батальона легкой пехоты Хайленд. И именно там, весной 1948 года, незадолго до окончания британского мандата на этой беспокойной земле, он снова рискнул своей жизнью ради других людей. Это были опасные дни, когда было пролито много крови — еврейской, арабской и британской,

            13-го апреля 1948-го года выпало на вторник. Йом Шлиши, третий день по еврейскому календарю. У евреев вторник считается самым подходящим днём для свадьбы и прочих радостных начинаний, поскольку в книге «Бытие» при описании сотворения мира про этот день дважды сказано «хорошо», что выделило его из остальных будних дней.

            Но, скорее всего, Джек Черчилль этого не знал. И еще накануне тщательно готовился к торжественному смотру-параду своего батальона, назначенного на 13-е апреля.  А это было совсем не просто, так как хайлендский полк, в состав которого входил батальон Джека, в то время был единственным в британской армии подразделением, парадной формой которого был шотландский килт. Да, да – та самая известная шотландская юбка. Еще с 1914-го года парадная форма хайлендцев была необычной; она состояла из темно-зеленого кивера с обрезанной каймой и зелеными шнурами, алого дублета с желтоватой отделкой и полосок шотландки Маккензи. Офицеры носили пледы из одного и того же тартана, в то время как в строю все звания носили белые панцирные куртки с пряжками и зеленые береты-гленгарри. Все эти предметы одежды требовали тщательного обращения и бережного ухода.

            Но все это небольшое лирическое отступление, хотя, судя по фотографиям, одетые в килты солдаты, конечно производили неизгладимое впечатление. А мы вернемся к Джеку Черчиллю и его батальону.

            На часах было 9:45 утра, 13-го апреля 1948-го года. По импровизированному плацу на Тони Пост (так называлось место в Иерусалиме, где нес свою службу 1-й батальон хайлендского полка) уже прошли под звуки волынки три роты, как все услышали звуки взрывов и яростной перестрелки. Даже были слышны истошные крики людей, в том числе и женщин. Еврейский медицинский конвой, состоявший из машин скорой помощи, грузовиков с продовольствием и медикаментами и автобусов с медперсоналом, который направлялся в больницу «Адасса» на горе Скопус — попал в засаду арабов на узкой улице Усман ибн Аффан в квартале Шейх Джаррах.

Джек Черчилль, едва заслышав взрывы и выстрелы (от Тони Пост до места нападения было совсем недалеко) бросился к месту происшествия на небольшом броневике «Динго». Бронивик только что подъехал из мастерской, где у него была снята башня для ремонта, и его двигатель еще работал.  Даже без башни, броневик мог служить средством защиты.

            Точно оценив возможность массового убийства со стороны арабских террористов, он связался по рации с двумя тяжелыми броневиками «Гончие оленей» с пушечным вооружением, которые отправлены ему в помощь. Однако броневикам потребуется время, чтобы добраться до места нападения, и пока они были в пути, Черчилль действовал по обстоятельствам. Он подъехал к осажденному конвою на своем бронетранспортере с открытым верхом и вооруженным пулеметом лишь пулеметом. К этому времени к нему присоединился еще один бронированный автомобиль полиции. Однако арабов было более сотни, и они были вооружены автоматическим оружием и миномётами. Оставив свой крохотный конвой и размахивая тростью, он спокойно вышел на открытое место и пошел по дороге к колонне.

            Словно на параде, он неспешно вошел в самую гущу битвы вокруг конвоя. В этот момент он, должно быть, был потрясающим зрелищем. Так как Джек прибыл прямо с парада батальона, он был великолепен в полном облачении: килт, гленгарри (берет), белые гетры, украшенные красными квадратами, и сверкающий кожаный офицерский ремень (ремень Сэма Брауна). И, как обычно, позже он легкомысленно воспринял это необычайное холодное мужество: «Я рассмеялся, как сумасшедший, поворачиваясь из стороны в сторону, — сказал он впоследствии, — потому что люди с меньшей вероятностью будут стрелять в вас, если вы улыбнетесь им… Самый разгар битвы, и мой внешний вид, вместе с моей улыбкой, возможно, рассмешили арабов. Я надеялся, что у большинства из них есть чувство юмора. Во всяком случае, они в меня не стреляли

            Черчилль поговорил с пассажирами одного автобуса и предложил подъехать на его большом бронетранспортере к больнице. Он был совершить столько поездок, сколько необходимо для эвакуации пациентов и их медицинского персонала. Он предупредил присутствующих в колонне, что могут быть жертвы, когда они пересядут на британскую машину, и один из евреев спросил, не прогонит ли он сначала арабов. Он терпеливо объяснил, что не может – арабов к тому времени было около трех сотен, а у него всего 12 человек.

            После разговора с одним из врачей, Джек Черчилль открыто выступил перед всеми в конвое, но его предложение было отклонено. «Большое спасибо, но нам не нужна ваша помощь. Хагана (Еврейское военное формирование) спасет нас». Черчилль шел вдоль колонны, повторяя свое предложение, но все равно получал отказ. К этому времени один из людей Черчилля был смертельно ранен, и он, вернувшись к своим машинам, отправил их в безопасное место. Броневики вернулись в «Тони Пост», а он и оставшиеся 11 британских солдат поддерживали еврейский конвой огнем из стрелкового оружия, пока арабские бутылки с зажигательной смесью и ружейный огонь не уничтожили еврейские автомобили и большинство их пассажиров. В конце концов, Хагана прибыла для того, чтобы спасти их, но 79 евреев – врачей, медсестер, пациентов, погибли на той узкой улице.

            Небольшая заминка в стрельбе со стороны арабов, вызванная появлением Джека Черчилля в парадной форме, спасла жизнь десяткам людей из конвоя, позволив им покинуть транспорт и спрятаться на обочине дороги. Храбрый офицер и 11 его солдат своим огнем удерживали сотни арабов до подхода сил «Хаганы». Один его солдат погиб в этом неравном бою.

 

Эвакуация 700 евреев из Иерусалима

 

            Позже Джек Черчилль организовал эвакуацию около 700 евреев — пациентов, сотрудников и студентов — из университета и больницы на горе Скопус в Иерусалиме. Черчилль на своем джипе подъехал к больнице в сопровождении заместителя главврача больницы Эли Дэвиса.

Вот как Дэвис позже рассказал эту историю: «Майор Черчилль сказал, что у меня есть небольшой шанс вывести людей… потому что арабы видели, что британцы настроены серьезно. Он согласился поехать на Скопус и взял меня с собой в свой джип. Майор был только со своим водителем. Я сидел на заднем сидении, и смотрел как он стоял в джипе, крутя трость. Он выглядел так, как будто был на параде в Лондоне..

            Вот так, в одиночку (это его поведение не было санкционировано британской властью), он спас от расправы более 700 евреев.

 

Черчилль в более поздние годы

 

            «Безумный» Джек наконец уходит в отставку. Позже Черчилль работал инструктором в школе наземных и воздушных боевых действий в Австралии, где стал страстным поклонником серфинга. Вернувшись в Англию, он был первым человеком, который оседлал пятифутовую приливную волну реки Северн и сконструировал свою собственную доску. В конце концов, он ушел из армии в 1959 году, получив два ордена «За выдающиеся заслуги». Он еще продолжал работать, теперь уже в качестве гражданского сотрудника Министерства обороны, курирующего подготовку молодых кадетских формирований в Лондоне. Один из его старых друзей позже писал, что Черчиллю понравилась эта работа не только из-за того, что он общался с увлеченными кадетами, но и потому, что эта работа дала ему кабинет в Уайтхолле, через окно которого он мог наблюдать за солдатами дворца – лучшими солдатами королевской армии. Теперь он стал старше, но все еще оставался воином.

            Черчилль и его жена Розамунда теперь могли проводить больше времени вместе, и они использовали часть этого времени, путешествуя на небольшом катерепо Темзе, между Оксфордом и Ричмондом. Джек был одет в безупречную фуражкуяхтсмена, а Розамунд отдавала соответствующие команды своему мужу, исполняя обязанности капитана. Черчилль также был хорошо известен своими замысловатыми и точными радиоуправляемыми моделями кораблей, в основном, конечно же, военных кораблей, которые были настолько тщательно спроектированы и построены, что пользовались большим спросом у коллекционеров.

Джек Черчилль никогда не менялся, никогда не терял своего чутья на необычное, если не сказать, яркое. В последние годы его жизни пассажиры лондонского пригородного поезда часто были поражены, увидев, как пожилой пассажир поднимается, открывает окно и швыряет свой портфель в ночь. Затем пассажир выходил из вагона и ждал у дверей поезда, пока он не остановится на следующей станции. Конечно, это был Джек Черчилль, который наслаждался своим маленьким «фокусом» и был достаточно уверен, что его попутчики не могли знать, что он бросил портфель в сад своего дома, мимо которого проезжал поезд.

            Джек Черчилль мирно скончался в своем доме в Суррее весной 1996 года, но оставил после себя наследие смелости, которое сохранилось и по сей день. В одном уважаемом издании, посвященном коммандос, есть большие цветные рисунки униформы, знаков различия и оружия коммандос, а на одной из иллюстраций изображен Безумный Джек Черчилль с мечом. Он стал героем многочисленных героических комиксов, мультфильмов, ему посвящались детские игрушки, о нем снимали фильмы.

            «Безумный» Джек Черчилль был из той редкой породы настоящих мужчин, для которой война — родная стихия. Это не означает, что он не ненавидел страдания, причиненные войной; просто он научился управлять своим гневом и наслаждался любым шансом добиться победы и преуспеть. Вся его философия была довольно хорошо выражена двустишием, которое он нацарапал на открытке с изображением полкового знамени, которую послал другу:

«Ни у одного принца или лорда нет  такой гордой могилы,

 как у того, чьим саваном становится его флаг».

 

Хирургическая операция в Иерусалиме — продолжение.

25-го мая я написал первую часть рассказа, который, на мой взгляд, должен был объяснить события, приведшие к очередной войне с Газой.
Большинство моих читателей приняло этот пост разумно. Но нашлись и такие, которые постарались намекнуть мне — куда ты из своего Тель-Авива в наш Иерусалим лезешь, ты же тут ничего не знаешь. Ты же не водишь экскурсии по Иерусалиму.
Во-первых -вожу! Во-вторых, знаю. В третьих — призываю всех спорщиков внимательно читать и не приписывать мне того, чего я не говорил!!
И после этого — 3-я часть о событиях в Иерусалиме.
Часть 3. Суд решил! Теперь – делайте, что хотите!
А потом, в 1967-м году была война! Война закончилась… нет, не только победой. Но, давайте по порядку. 7-го июня, на третий день шестидневной войны полковник Мота Гур штурмом взял Старый город. В тот же день около полудня был захвачен Вифлеем, чуть позже — Гуш Эцион. В 22:00 Израиль и Иордания принимают предложение СБ ООНо прекращении огня.
Казалось бы, можно праздновать победу, но вместе с победой пришли и проблемы. Вернув восточные районы Иерусалима, Израиль отодвинул свою границу, и теперь та самая пресловутая «зеленая линия» 1949-го года (линия прекращения огня) становится административной границей между «старым» Израилем и «новыми» территориями.
Всего через три недели — 28 июня 1967 года правительство Израиля «раздвигает» свою юрисдикцию на восточный (бывший иорданский) сектор Иерусалима и прилегающие к нему части Западного берега реки Иордан. То есть, бывшие иорданские граждане, не убежавшие или не успевшие убежать, становятся гражданами Иерусалима, хотя далеко не все из них становятся гражданами Израиля. Положение сложное, непонятное, но… это то, что было.
Прошло еще 13 лет и 30 ноября 1980-го года, был принят Закон об Иерусалиме, объявляющий Восточный Иерусалим суверенной территорией Израиля, а весь город — его «единой и неделимой столицей».
Но, как я уже сказал в начале 3-й части, с победой Израиль получил и проблемы. Теперь кварталы Шимон Ха-Цадик, и Шейх Джаррах «вернулись» в Израиль, а вместе с ними вернулись и проблемы. Сначала нужно было навести порядок с прошлым — все вспомнить и всем напомнить. И в центре квартала, на том самом месте, где произошло нападение на колонну «Хадасса», был построен памятник с именами 78 убитых. После этого можно было начинать заниматься делами мирскими и земельными.
Еще в сентябре 1972-го года израильский генеральный хранитель (апостропус или опекун) передал право собственности на землю в районе Шимон Ха-Цадик, ее владельцам, комитету сефардской общины в Иерусалиме и комитету «Ха-Кнессет Ха-Гадоль». Юридическая причина этого заключалась в том, что право собственности на эти земли оставались прежними, поскольку даже Иордания не экспроприировала эту землю, а назначила «генерального хранителя вражеской собственности», отвечающего за нее, признавая ее собственностью евреев.
Десять лет спустя (очень небыстро работают у нас суды) — в 1982-м году оба комитета подали иск против арабов, живущих на этом участке, о продаже 17 квартир, построенных в этом районе на принадлежащей им земле. В рамках судебного разбирательства стороны достигли договоренности, которая получила силу судебного решения, согласно которому арабские жители признают право собственности еврейских комитетов на этом участке, а комитеты предоставляют арендаторам (арабским жителям) статус «защищенного арендатора». Кроме того, в обязанность арендаторов входит платить арендную плату комитетам и содержать собственность должным образом. (Тут я должен внести еще некоторое уточнение. Речь идет всего о нескольких домах на улице Осман Бен Афан (Усман ибн Аффан)).
Но, прошел год, потом еще один, потом еще несколько, а арендную плату еврейские комитеты так и не получили. Представители комитетов пытались договориться с арендаторами по-хорошему, но уже на второй их визит их встретили угрозами. Пришлось владельцам земли обратиться снова в суд.
Вызванные туда арендаторы утверждали, что соглашение было подписано адвокатом, который представлял их без их на то согласия, и отказались платить арендную плату, чтобы не признавать права собственности комитетов на дома. Это заявление было отклонено судом, который постановил, что соглашение имеет обязательную юридическую силу, так как были представлены договоры, заключенные между арендаторами и представлявшим их адвокатом. Арендаторы должны платить. Должны, но не платят. Снова суд, и в этот раз суд передает дело судебным инспекторам (оцаа ле-поаль). Но и инспекторы тоже не торопились со своими обязанностями.
В 1993 году комитеты, потеряв всякую надежду, подают в суд просьбу о выселении арендаторов из квартир, утверждая, что они потеряли статус «защищенного арендатора» из-за того, что не платили арендную плату, а некоторые даже не содержали недвижимость должным образом и вносили изменения в здания и коммуникации без предварительного разрешения.
В 1997 году один из арендаторов — некто Хаджази подал иск о праве собственности на часть здания, но суд отклонил его иск. Хаджази подал апелляцию в Верховный суд, но его апелляция была отклонена. В то же время иски некоторых арабских жителей об отмене соглашения 1982 года были отклонены в суде, который постановил, что соглашение имеет обязательную силу.
В 2008 году оба комитета, договорившись, продают этот земельный участок частной компании под названием Nahalat Shimon International, зарегистрированной в штате Делавэр, где законы о компаниях позволяют владельцам компаний оставаться анонимными.
Вот теперь все изменилось. Жильцы были эвакуированы израильской полицией (около 60 человек) по приказу Высокого суда, и вскоре после этого в дома вселились новые жильцы — евреи. Комплекс «Shepherd Hotel” еще в 1985-м году был куплен американским евреем Ирвингом Московичем, абсолютно законно у его законных владельцев.
И в квартале возникла напряженность, особенно после того, как мэрия Иерусалима одобрила строительство в квартале нескольких зданий – ишивы Ор Самеях и складов МЧС и ЗАКА.
В 2008 году израильская полиция выселила арабскую семью Аль-Курд из дома, который теперь принадлежал американской компании Нахалат Шимон. Глава семьи, Мухаммад Пль-Курд, через 11 дней после эвакуации умер от сердечного приступа, а его жена Фавзия в знак протеста поселилась в палатке. Журналистам она сказала: «Меня депортировали из Тальбии в 1948 году, а теперь меня депортировали отсюда. Мы законно купили этот дом у правительства Иордании в 1956 году, и с тех пор живем в нем. Я просто опустошена». Однако никаких документов, подтверждающих, что эта семья купила дом у иорданских властей, предоставлено не было. Другая выселенная семья (всего было вселено три семьи) предоставила документы 12-го века, которые оказались поддельными.
Напротив же, все документы, предоставленные еврейскими владельцами, были тщательно проверены, особенно документы иорданского управления по сохранению вражеского имущества, и все они оказались подлинными.
Бывший генеральный прокурор (в 90-х годах) Михаэль Бен Яир, который родился и вырос в квартале «Шимон Ха-Цадик», написал об этой истории целую книгу. В своей книге Бен Яир рассматривает историю района с юридической стороны, утверждая, что несправедливость была допущена и по отношению к арендаторам, которые могут требовать потерянную в 1948-м году свою собственность. Он также утверждает, что «реализация еврейских активов в Восточном Иерусалиме означает придание законности праву на возвращение» и что «обе стороны должны принять результаты войны». В конце книги Бен Яир предлагает в качестве решения, чтобы правительство выплатило компенсацию еврейским владельцам, чтобы обеспечить нормальное существование в арабских кварталах. Возможно, и его мнение стоит того, чтобы к нему прислушались.
А пока… пока «стреляют»…
Возможно, это изображение (‎на открытом воздухе и ‎текст «‎שייח' ג'ראח الشيخ جرّاح Jarrah Sheikh‎»‎‎)
 
 
 
 

Хирургическая операция в Иерусалиме.

Несколько дней назад я рассказал предисторию событий в Лоде. Но вся эта история будет неполной, если не рассказать, что же сначала произошло в Иерусалиме.
Начинать со стычек и нападений тоже было бы нелогично. Поэтому я решил начать с… истории. Итак — как все начиналось!!! (много букв — приготовьте кофе)

 

Часть 1. И было время

 

Нож хирурга и нож воина –

Железо одно, а цель разная!

 

 

 

         При рассказе любой истории первый вопрос, который возникает у рассказчика – откуда начинать? История государства Израиль? «Авраам родил Ицхака, Ицхак родил Якова…».

         Вот и эту историю я хочу начать издалека, хотя и не от Авраама. Имя достопочтенного Салах Ад-Дина знакомо практически всем. Во всяком случае здесь, на Ближнем Востоке этого великого полководца помнят все, хотя не все знают его настоящее имя — Аль-Ма́лик ан-На́сир Сала́х ад-Дунийа́ ва-д-Дин Абу́ль-Муза́ффар Ю́суф ибн Айю́б ибн Ша́ди аль-Курди́ — так звучит его полное имя. Нам он известен как Саладин или Салах ад-Дин, но это вовсе не его имя, а лишь один из его титулов. Точнее, это «лакаб» — почетное прозвище и переводится оно как «благочестие веры». А вот имя у него очень скромное — Юсуф ибн Айюб, Юсуф, сын Аюба.

         И был этот Юсуф, сын Аюба, великим воином. Во многих битвах он сам шел впереди своего войска. И, конечно, не однажды был ранен в этих битвах. А битв, как и ранений, он прошел великое множество. И был у него личный врач и звали его…» хирург»! (нет это не известный байкер в кожаной тужурке). «Хирург», или на арабском – «джаррах». Князь Хуссам ад-Дин аль-Джаррахи был личным врачом и близким другом великого Саладина. За свои врачебные успехи он и был удостоен титула «амир» (князь на арабском или повелитель. От слова «амир» происходит и слово «адмирал» — амир ад бахр – повелитель моря).

         Князь Хуссам ад-Дин был очень искусным врачевателем, и народ, точнее, солдаты Саладина прозвали его «джаррах» — хирург. Ну, а Саладин наградил его не только почетным титулом, но и не малой суммой денег, ибо не раз спасал «джаррах» жизнь своего повелителя.

         В 1187-м году, когда Саладин захватил (освободил от крестоносцев) Иерусалим, он не забыл своего врача, и подарил ему небольшой участок земли в восточной части города. Хуссам ад-Дин был человеком благочестивым и не жадным и на свои день построил в этом районе «заавию» — небольшую мечеть и медресе – школу для мальчиков.

         В 1202-м году личный врач Саладина, амир Хуссам ад-Дин аль-Джараххи умер. Что поделаешь – даже очень хорошие врачи тоже смертны. Тело его с почетом, подобающим амиру, было захоронено у той самой мечети, которую он и построил. И с этого момента и мечеть и прилегающий к ней район получили название «шейх Джаррах».

         Так эта история начиналась. Но до развязки еще далеко, хотя арабских имен теперь будет поменьше. Тогда, в далеком 1187-м году, ни Саладин, ни его щедро вознагражденный врач, скорее всего даже не догадывались, что заваленная мусором небольшая пещера к северу от мечети «шейх Джаррах» это гробница Великого еврейского мудреца, первосвященника Симона Праведника (Шимон Ха-цадик на иврите), одного из последних членов «Великого Собрания» — Ха-Кнессет Ха-Гдола, того самого, который с почестями встречал самого Александра Македонского. Еврейское предание рассказывает, что в этой пещере были захоронены сам великий первосвященник, его жена и несколько учеников.

         Однако археологические раскопки, проведенные в пещере, показали, что захоронения относятся к позднему римскому периоду (или раннему византийскому), то есть лет на 500 моложе, чем эпоха Шимона Праведника. Дейв Винтер, ныне проживающий в Париже, в своей книге «IsraelHandbook» так же рассказывает, что во время раскопок в одном из коридоров пещеры была обнаружена надпись на латыни, указывающая на то, что это захоронение некой Юлии Сабины. Но непонятным причинам эта надпись была уничтожена, а коридор, в котором она была обнаружена, закрыт мощной дверью.

         Первые упоминания о том, что в этой пещере захоронен Шимон Праведник, появляются в 1235-м году. Раби Яков Шалиях, из Франции написал:» … и рядом с Иерусалимом могила Шимона Праведника и его учеников.»  

         В 1641-м году караим Шмуэль Бен Давид написал: «И была одна пещера, а внутри пещеры — колодец с водой. И раввины сказали, что это погребение Шимона Праведника и его жены, а колодец — это миква его жены.» (миква – ритуальный иудейский бассейн).

         Проживающие рядом арабы называли это место «бир аль иудия» — «колодец еврейки». Владельцем пещеры был один из местных шейхов, который за плату позволял евреям молиться в ней.

         Все изменилось в 1876-м году, когда рав Авраам Ашкенази, «Ришон Ле-Цион», выкупил пещеру у ее владельца. Немногим ранее, в 1875-м году комитет сефардов «Ха-Кнессет Ха-Гдола» выкупил прилегающий к пещере участок размером в 17 дунамов. Деньги, в размере 10 тысяч франков, собрал рав Шломо Сузин, лично объехав ряд городов с богатыми еврейскими общинами – Гибралтар, Касабланка, Танжер и Маракеш. Деньги были вручены Хаиму Аарону Валери (владельцу известного иерусалимского банка «Валери»), который в то время возглавлял Сефардский Совет. Денег хватило на постройку шести каменных домов. И вот тут-то все и началось!

 

 

Часть 2.  Деньги – решают все! Или не все?

 

You don’t need protection

 if you have connection

 

         Итак, в предыдущей части своего повествования я остановился на том, что в 1876-м году Сефардский Совет строит первые шесть каменных домов, в которых поселили малоимущие еврейские семьи. Дело это было богоугодным, поэтому небольшой двор, который образовали эти дома был назван «Посвящение Шимону Праведнику». К шести домам со временем пристроили еще несколько, благо размеры купленного земельного участка вполне позволяли строительство. Со временем была проложена дорога, по которой уже можно было проехать в повозке.

         В 1890-м году здесь, на земле, купленной евреями в 1875-м году, был основан еврейский квартал, получивший логично название «Шимон Ха-Цадик» — «Шимон Праведник». Этот квартал был общим владением как сефардской, так и ашкеназской общины Иерусалима. В начале 20-го века рядом с кварталом «Шимон Ха-Цадик» общим советом ашкеназской и сефардской общины был создан еще один еврейский квартал – «Нахалат Шимон» — «Поселение Шимона». Земельный участок для нового квартала был приобретен у богатой арабской семьи с соблюдением всех законов Оттоманской империи.

         Очень быстро и некоторые арабские семьи оценили по достоинству преимущество квартала «Шимон Ха-Цадик» и тоже стали там селиться. Одной из первых в западной части квартала строит свой дом известная иерусалимская семья Нашашиби. «Вилла Нашашиби» — один из первых многоэтажных домов в микрорайоне была построена в 1911 году. Глава семьи – Раджиб Нашашиби в 1920-м году становится мэром Иерусалима, позже он был министром в иорданском правительстве короля Абдаллы.

         Пример семьи Нашашиби оказался заразительным и годом позже еще одна влиятельная арабская семья – Аль Хусейни, приобретает земельный участок в восточной части квартала «Шимон Ха-Цадик» и строит там свои дома. Несмотря на то, что эти две арабские семьи из соперничающих кланов, там, в «Шимон Ха-Цадик» они уживались довольно спокойно. (Кстати именно из семьи Аль-Хусейни происходил муфтий Иерусалима Хадж Амин аль-Хусейни, большой друг Гитлера.) Позже в доме семьи Аль Хусейни располагался известный отель «Шепард».

         Так и жили евреи и арабы вместе. Евреи свою часть называли «Шимон ха-Цадик», арабы свою часть называли «Шейх Джаррах». И нормально так они жили. Даже дружили.

         Все закончилось в 1936-м году. Большое арабское восстание показало: кто друг, а кто – враг. Евреи квартала «Шимон Ха-Цадик» вынуждены были бежать, спасаясь от погромов. Свои дома они оставили. И лишь спустя три года – в 1939-м году евреи вернулись в свои дома. Дома эти были разграблены, что совсем не удивительно, но, хотя бы, остались целыми.

         Вернуться -то они вернулись, но чувство беспокойства теперь их уже не покидало. И не зря. В конце декабря 1947-го года 20 пассажиров-евреев, проезжавших на автобусе через квартал «Шейх Джаррах» по пути к горе Скопус, были атакованы арабскими террористами. Несколько из них было ранено, но, слава Богу, никто не погиб.  Это было одно из первых событий, которые привели к войне за независимость. В ответ на эти действия, в январе 1948 года еврейская организация «Хагана» совершила налет на соседние арабские дома и подожгла их. Арабы, испугавшись реакции евреев, оставили свой квартал, а в их домах поселись бойцы из арабской военной организации «Аль Наджада», созданной в Яффо еще в 1945-м годы. Бойцы «Аль Наджада» продолжали нападать на евреев, которые жили в кварталах «Шимон Ха-Цадик» и «Нахалат Шимон», или просто проезжали через эти кварталы в сторону горы Скопус.

         В апреле 1948 года британцы приказали жителям районов Шимон Ха-Цадик» и «Нахалат Шимон» срочно покинуть свои дома. Это было через два дня после убийства Абд аль-Кадера аль-Хусейни в Кастеле и после операции в  Дейр Ясин. Британцы опасались, что военные отряды под командованием Аль-Джихада аль-Мукадаса во главе с Хусейни попытаются отомстить, и действительно – так и произошло. 13-го апреля 1948 года арабские силы под командованием Бахджата Абу Гарбия атаковали еврейский конвой, направлявшийся к горе Скопус, и убили его пассажиров. Жертвами автоколонны «Адасса» стали 78 врачей, медсестер, а также пациенты больницы «Адасса» на горе Скопус. Солдаты еврейской бригады «Арель Пальмах», пришедшие на помощь конвою, были отброшены англичанами, что вызвало шок у еврейской общины в Израиле и во всем мире.

         Во время праздника Песах, 25 апреля 1948 года, в ходе операции «Иевусей», отряд Пальмах занял кварталы «Шейх Джаррах» и соседние еврейские кварталы. Бойцы «ЭЦЕЛЬ» заняли весь этот район, а также полицейскую академию сразу после ухода британцев в мае. Однако в ходе тяжелых боев 19-го мая 1948 года весь этот район был занят Арабским легионом и оставалось в руках Иорданского Королевства до Шестидневной войны.

         После войны за Независимость весь этот район перешел под контроль Иордании. Иордания передала ответственность за еврейскую собственность иорданской государственной организации по опеке над вражеской собственностью.

         То есть – и это очень важно!!! – Иордания признавала эти дома и земли частной собственностью евреев.

         В 1956 году правительство Иордании и агентство по делам беженцев БАПОР расселили 28 семей палестинских беженцев, которые не могли вернуться в свои дома по окончании войны. Семьям был предоставлен статус квартиросъемщиков сроком на 33 года.

         И тут узелки начинают затягиваться. Но, как известно, деньги решают все. Или, почти все. Евреи, временно лишившись своей собственности, оказались прагматичными и смогли добиться от иорданских властей документов, которые признавали их права на дома и землю. Говорят, что за это пришлось заплатить немалые взятки, но оно того стоило. И если дома евреям пока не вернули, как минимум, у них на руках были бумаги, подтверждающие их права.

         И так было до 1967-го года. А потом… потом – продолжение следует!

 

 

 

 

Я вам не скажу за… весь Лод

Я вам не скажу за… весь Лод!

Говорят, что просто так и кошка не мяукает. Просто так не возникают и погромы, особенно такие, как несколько дней назад начались в городе Лоде. Попробуем разобраться, что же послужило причиной этих яростных погромов и, что не менее важно, где это происходило.
В центре всех последних событий в Лоде оказался район «Ракевет», который расположен между центром города и довольно новым кварталом Ганей Авив. И все то, что для многих жителей Израиля оказалось неожиданностью, крахом идеи «сосуществования», для жителей Ганей Авив является горькой действительностью уже почти 20 лет. Поговорите с ними – они расскажут. Расскажут о том, что в Судный День боятся выпускать маленьких детей покататься на велосипедах – арабские подростки из квартала «Ракевет» просто силой забирают у них велосипеды. Люди боятся возвращаться пешком поздно вечером с автобусных остановок. Нападения на молодых женщин здесь стали нормой жизни. Я уже и не говорю о том, что Лод, к сожалению, давно стал нарко-столицей Израиля. И если об этом знают граждане, об этом не может не знать полиция. Но, как в том анекдоте – «знает и молчит». Звуки выстрелов в Ганей Авив стали привычной «мелодией», так же, как и грабежи, угоны автомобилей и другие преступления, совершаемые «соседями.»
При этом арабы, как мусульмане, так и христиане, живут и в других районах города и там подобного не наблюдается, либо происходит крайне редко. Дружеские отношения между арабскими и еврейскими семьями в Лоде давно стали нормой. И нынешние события стали лакмусовой бумагой этих отношений. Многие увидели своих соседей в ином свете, как в хорошем, так и плохом смысле слова.
И чтобы разобраться в первопричинах, я предлагаю начать с истории. Истории квартала «Ракевет», в котором все началось…
Квартал «Ракевет» был единственным жилым районом, созданным в Палестине во время британского мандата по инициативе самого подмандатного правительства. Район был основан недалеко от железнодорожного вокзала Лода, который тогда был крупным перекрестком: железная дорога в Лоде соединяла Египет, Бейрут и Хайфу, Тель-Авив и Яффо и Иерусалим, а близлежащий аэропорт, который открылся для гражданских рейсов в 1937 году, эффективно связал Палестину со всем миром.
Целью создания района было размещение высокопоставленных чиновников железной дороги, а также ее обслуживающего персонала и их семей в районе, отдельном от города, в соответствии с западными принципами планирования, которые характеризовали британское колониальное планирование. Район был основан рядом с крупнейшим железнодорожным вокзалом, когда-либо построенным в Палестине (Израиле).
Сначала были возведены деревянные дома, которые позволили поселить там рабочих, а через небольшой промежуток времени, в 1941 году, по соседству были построены великолепные каменные дома, некоторые из которых сохранились до сих пор. Район был разделен на две части: одна была спроектирована как типичный жилой квартал для пригородов, которые в то время строились по всей Англии. Дома строились в один этаж и были окружены частными садами. Дома эти отличались черепичными крышами и дымоходами, а план здания был скопирован с типичных жилых домов Англии того времени. Также в новом районе были построены кафе, гольфклуб и теннисные корты — вход в эти места был только для граждан Великобритании.
Второй квартал планировалось заложить в основу главного делового центра Эрец Исраэль. Проект, который так и не был реализован, включал в себя отели, магазины и офисы.
В этих двух районах было электрическое освещение (в отличие от окружающих районов, которые оставались в темноте еще много лет) благодаря генератору, который работал там с самого начала создания района.
С окончанием британского мандата Государство Израиль унаследовало центр, который мог стать главным деловым районом страны, но в силу разных причин, проект так и не был реализован. Но вместо того, чтобы продолжать отстраивать его, государство пренебрегло развитием города Лод и, в частности, кварталом «Ракевет», превратив его в район, где селились евреи и арабы, бежавшие из других населенных пунктов. То есть, превратив его в район, привлекавший самые слабые слои населения. Поэтому, довольно быстро район пришел в упадок, еврейские семьи покинули это место, и их «заменили» арабские семьи.
На протяжении многих лет район характеризовался особенно высоким уровнем преступности. Обычные граждане въезжают в него неохотно. Даже полиция появляется тут крайне редко. Из-за преступности район прозвали назывался «Гарлем Лода».
За прошедшие годы в квартиры, которые принадлежали государственной железнодорожной компании поселили арабских жителей Лода, но, главным образом, там поселили многие семьи «маштапим» (коллаборационистов, то есть арабов, которые сотрудничали с израильской полицией, армией и спецслужбами). Эта категория арабов находилась под защитой государства Израиль, и это создало у них ощущение вседозволенности. Полиция закрывала глаза на то, что у них было незаконное оружие – коллаборационисты объясняли это необходимостью защищаться от возможной расправы (и, надо вам признаться, что подобные акты мести там периодически происходили, особенно в 70-80е года). Полиция закрывала глаза на то, что они занимались торговлей наркотиками, автоугонами – все это списывалось на то, что бедным коллаборационистам как-то надо зарабатывать на жизнь.
В последние годы большинство из них получили помощь от государства на покупку жилья и покинули этот район. Многие квартиры остались пустыми, потому что семьи, ожидавшие получения субсидированного государственного жилья, отказывались жить по соседству. В результате преступные семьи, которые за прошедшие десятилетия разрослись и набрали силу, самовольно вторглись в квартиры и дома, что превратило этот район в еще более криминальный, в самый большой в стране рынок наркотиков, на который съезжаются люди изо всех уголков Израиля. Наряду с торговлей наркотиками там также постоянно происходили войны между различными кланами за торговлю. Кто -то дошел до расстрелов и убийств.
В последние годы в этом районе был проведен ряд реабилитационных мероприятий, включая строительство государственных учреждений, а также средней школы. Было добавлено несколько новых маршрутов общественного транспорта. Тем не менее, большинство зданий этого района, это здания периода Мандата, и находятся они в закрытых комплексах, окруженных забором и бетонными стенами, и движение вокруг них контролируется камерами.

По состоянию на конец 2017 года в Лоде проживал около 20000 арабских жителей, что составляет около четверти населения города. Это значительный рост по сравнению с концом 80-х, когда арабские жители составляли только 12% населения города. Большинство арабских жителей живут в трех неблагополучных кварталах, хотя некоторые со временем переехали в еврейские кварталы, которые превратились в смешанные кварталы. Арабское население в Лоде находится в напряженных отношениях с самим собой и с евреями в городе, с коллаборационистами, которые поселились в городе во время первой интифады, а также с правоохранительными органами и муниципалитетом из-за преступности, проблемы с наркотиками и незаконного строительства, распространенного среди арабского населения города.

Арабское население можно разделить на четыре основные группы:
Первая и вторая группы, называющие себя «людаим», это потомки арабов Лода, которые жили в городе до 1948 года. Первая группа, которая сейчас насчитывает чуть более тысячи человек, — это арабы-христиане Лода. Вторая группа, насчитывающая около 6000 человек, — это арабы-мусульмане Лода. Эти группы, составляющие меньшинство среди арабского населения города, имеют высокий социально-экономический статус по сравнению с остальным арабским населением и живут в основном среди евреев. Их дети учатся преимущественно в частных школах в Рамле и Яффо, или в еврейских школах города.

Третья группа включает бедуинов, которые начали прибывать в конце 1970-х годов после Кэмп-Дэвидских соглашений. Это, вероятно, самая многочисленная группа арабов Лода. Бедуины живут в основном в районах «Ракевет» и в Пардес-Снир — двух районах, которые характеризуются обширным незаконным строительством, и высоким уровнем преступности. По неофициальным сообщениям полиции — в этих районах самый высокий уровень преступности в Израиле.

Четвертая группа включает группу коллаборационистов, которые приехали в город с начала 1990-х годов. Во время длительной интифады в арабский Лод добавилось несколько сотен семей коллаборационистов, которым было трудно адаптироваться в социальном плане как между евреями, так и арабами. Противодействие поселению коллаборационистов в Лоде было менее сильным, чем где-либо в стране. Коллаборационисты базировались в районе Аль-Варда, который находится внутри «Ракевет», где они окружили себя забором из колючей проволоки и усиленными мерами безопасности, опасаясь преследований, и лишь недавно они начали немного ассимилироваться в других арабских районах. Сегодня часть из них также проживает в районе Рамат Эшколь и Неве Шарет.

Местные жители, да и анонимные полицейские источники, иногда заявляют, что коллаборационисты якобы пользуются конфиденциальностью перед законом в качестве награды за их службу, а полиция игнорирует незаконные действия, которые они совершают в средствах массовой информации.

Между всеми этими группами существует напряжение и даже враждебность — они не вступают в брак друг с другом, и «людаим» (члены первой и второй групп) склонны винить бедуинов и их пособников в сложной ситуации в городе. Сотрудники полиции до недавнего времени даже не пытались конфисковать незаконное оружие, хотя легализация легких наркотиков снизила их оборот в городе.

Я понимаю, что мой «портрет» арабов Лода весьма приблизителен. Но теперь вы понимаете, что не все арабы Лода одинаковы. И еще больше, чем они ненавидят нас (некоторые из них), они ненавидят друг друга.
Свое слово они уже сказали во время погромов. Теперь очередь за властями

Два Абрама — часть 2

А разговор двух пожилых людей продолжался. Ибрагим все больше и больше вспоминал идиш, но в какой-то момент бабушка Роза предложила ему перейти на английский.  Он, в свою очередь, спросил – не будет ли ей легче говорить на иврите?

— Когда Ваши дети еще не спали, — Ибрагим кивнул на уютно свернувшихся рядом молодых, — они говорили на иврите между собой.  А я немного знаю иврит…

— Вы тоже летите в Тель-Авив? – спросила мадам Роза.  Этот пожилой араб вызывал у нее все большую симпатию.

— Нет, я лечу в Амман. В Тель-Авиве я не был очень много лет.  Лет 50.

— Вы из Израиля? – удивленно спросила женщина.

— Я…. Я из Палестины.  Мне было 16, когда началась война и семья уехала в Иорданию.  С тех пор я живу в Аммане.  Но только я.   А семья моя – по всему миру.

На глазах у бабушки Розы появились слезы.  Она почувствовала боль в словах старика, но отнесла эту боль к его последним словам.

— Мой старший сын живет в Германии, младший, — она показала на молодого человека, спящего рядом с Ибрагимом, — живет в Америке.  А дочка с мужем живет в Тель-Авиве.  И мы тоже раньше там жили, но уже давно живем в Сан-Франциско.

Ибрагим понял, что теперь его очередь утирать слезы и рассказывать.  «Эффект попутчика» никто не отменял. Дождь это скоро закончится, он сядет на свой самолет и улетит в Амман, а эта еврейская семья с милым мальчиком, сядет на свой самолет и улетит в Тель-Авив. Тель-Авив….  Ибрагим задумался.

Маленький Аврум уже давно притих, сев на скамью рядом с бабушкой, и, открыв рот, слушал беседу пожилых людей.  В его голове проносились разные мысли.  Он смутно помнил свою тетю Аню, которая жила в Тель-Авиве. Тель-Авив он никогда не видел, но по рассказам бабушки знал, что это очень шумный и очень теплый город, стоящий прямо на берегу моря. Он почти не помнил дядю Илью, который жил в Германии, но, как говорила бабушка, там не должны жить люди. Или евреи?  Это Абрамчик уже не помнил. Но кто-то там жить не должен. Почему живет его дядя Илья – он не знал. Но знал, что у дяди Ильи есть дочка и она тоже в этом году пойдет в школу, как и он. Все эти мысли стремительно промелькнули в голове мальчика, и он поймал себя на том, что отвлекся от разговора бабуши и этого странного араба. Кто же такие – эти арабы?

— Мой отец был… — Ибрагим на минуту задумался, но вспомнил – «рокеах» (аптекарь, иврит). Он держал аптеку в Яффо, на главной улице – улице короля Георга. Вместе с евреем.  Его звали Яков.  Но его сына звали Авраам и Авраам был моим ровесником. Фамилию я не помню – много лет прошло.  Он учился в еврейской школе, я – в арабской.  Но после работы мы оба приходили в аптеку, где работали отцы. В те годы аптека – это как лавка волшебника. Лекарства делали наши отцы. А мы смотрели и учились. Я выучил идиш, потому что семья Авраама говорила дома на идише, а я часто приходил к ним гости. У них было очень интересно дома – много книг, пианино.

А мой отец был очень…. – Ибрагим задумался, вспоминая слово, — очень верующим человеком. У нас дома книги были только священные.

А в 48-м началась война. Я помню этот день – была суббота.  В субботу мы с Авраамом и другими ребятами ходили играть в футбол во дворе арабской школы. Мы с ним всегда играли за одну команду.  У нас была веселая команда.  Арабы, евреи, армяне, греки. Да, началась война. Египетские самолеты летели низко и бомбы падали так, что мы их видели.

В Яффо тогда уже оставалось мало людей. Много семей покинули город. Все боялись. После бомбежки отец посадил всех в машину и поехали. Ехали долго и приехали в Амман.  Там отец снова открыл аптеку.  А я… я стал учителем. Учу мальчиков в медрессе.

Ибрагим замолчал.  Он был где-то далеко, и Роза не стала ему мешать. Через несколько минут старик «вернулся».  Его тезка все-еще сидел рядом с бабушкой, видимо ожидая продолжения. Старик из сказки рассказывал так интересно. Он говорил много непонятных слов, а иногда, хоть слова были понятны, все равно непонятно было, о чем он говорил.

— Я родилась в Белоруссии. Маленькое местечко – деревня, где жили вместе евреи и белорусы. Хорошо жили, дружили.  А когда пришли немцы, ну, Вы же знаете – война? Когда пришли немцы, друзья стали врагами.  Нас выгоняли из наших домов, нас убивали, сжигали, продавали за деньги.  Моя семья смогла бежать.  Мы шли лесами, прятались.  Без еды, без одежды.  У меня был брат – он был меньше меня. Он умер там, в лесах, от голода или болезни.  Врачей не было. Аптекарей тоже… — бабушка Роза трагично улыбнулась.

— Папу потом забрали куда-то, и мы больше его не видели. Мы так и не знаем – забрали его в армию или в тюрьму. И мы с мамой остались вдвоем.  Жили в Сибири. Когда война закончилась – мы вернулись.  Но деревни нашей уже не существовало.  Бывшие соседи жили в соседних деревнях, но не хотели нас узнавать.  Не смотрели нам в глаза. Так мы и жили.  В русском языке есть обидное слово для евреев… Тысячи раз я слышала его в свой адрес. Бороться с этим было бесполезно.  Так и жили. Вышла замуж. Родились дети. И когда стало возможно – мы уехали в Израиль и только там почувствовали себя дома.

— странная жизнь у нас.  Я родился в Яффо и никогда не чувствовал Израиль своим домом.  Я даже не называл его так.  Меня потом, в Иордании воспитывали в ненависти к евреям, хотя я в своей жизни от евреев видел только хорошее.  И из Яффо нас никто не гнал – мы ушли, спасаясь от войны, которую точно не евреи начали. Вот и сейчас – я возвращаюсь после операции, после лечения. Мои врачом был еврей. А ты родилась в этой «белой» стране, люди которой убивали евреев.  И в твоих словах я не слышу ненависти к этим людям. Что-то неправильно в этой жизни, — задумчиво сказал Ибрагим.

И тут в разговор старших неожиданно вмешался Абрамчик. «Бабушка – значит этот дядя-араб не плохой?  Я могу с ним дружить?»

Улыбнулись оба – и старый Ибрагим и бабушка Роза. И эта улыбка была доказательством того, мальчик прав.

Ибрагим взглянул на часы, и резко встал.  «Время молитвы!» — объяснил он

— я помолюсь и за Вас, мадам Роза, и за Вашего внука. Кто знает, может когда-нибудь он будет дружить с моим внуком, как я и сто лет назад дружил с сыном аптекаря!

Когда проснулись родители Абрамчика, они слегка испугались, не увидев перед собой ни маму, ни сына. Папа вскочил на ноги и в углу небольшого зала увидел странную картину.  На небольшом коврике, стоя на коленях, молился старый араб. А на скамье рядом с ним сидела его мама, бывший врач и бывший член КПСС, и, сложив перед собой руки, тоже о чем-то молилась, едва заметно шевеля губами.

А рядом с ней в полном изумлении стоял его сын – Авраам, внук Авраам, друг Ибрагима!

 

 

Два Абрама — часть 1

Старый, очень старый имам Ибрагим застрял в римском аэропорту.  Дождливый сентябрьский Фьюмичино не выпускал самолет в Амман, а там его ждали.

Маленький Аврумчик носился по залу, пока его семья дружно храпела вокруг своих многочисленных сумок.  А его бабушка тихо ворчала по поводу того, что никому не нужен был этот Рим и надо было лететь прямо в Иерусалим.

Бабушка ворчала, а Аврумчик бегал, иногда замирая перед большими экранами, на которых красотки алыми губами касались длинных бокалов с игристым вином. Что это означало, он пока не понимал, но картинки ему нравились.

Кондиционеры аэропорта работали в полную силу и в зале ожидания было довольно прохладно. Аврумчику было холодно, а людей в этом особом зале для вылетов в Израиль и арабские страны было мало, поэтому никто не мешал ребенку носиться от одной стены до другой, иногда притормаживая возле горы семейных чемоданов. В одну из своих очередных пробежек Аврумчик увлекся и не остановился возле бабушки.  Сила инерции увлекла его дальше и вдруг увидел перед собой старика, одетого как волшебник из какого-то мультфильма – на голове у него была странная шапка, больше похожая на платок, а вместо пиджака и брюк на нем было длинное, до пола платье.

— ты кто? — спросил Аврумчик имама на английском языке, с той детской непосредственностью, с которой могут задавать вопросы только маленькие мальчики. Кроме английского, Абик знал несколько слов на русском, на котором говорили его дедушка и бабушка, и еще несколько слов на иврите, на котором говорили мама и папа.

— я — Ибрагим! А ты кто? — ответил имам, которого звонкий детский голос выдернул из глубины мыслей.

— я – Авраам, — заученно ответил мальчик, который уже хорошо понимал, что «Аврумчик» он только для членов семьи, а для чужих он Авраам Голдшмидт.

— мы с тобой – тезки, — улыбнувшись, сказал мальчику имам.

— тезки? – мальчик удивился. – Меня назвали в честь моего дедушки, но его больше нет с нами.  А тебя тоже назвали в честь дедушки?

— а ты знаешь, в честь кого назвали твоего дедушку? Я думаю, в честь его дедушки, а того дедушку назвали в честь какого-то самого первого дедушки.  Вот и меня назвали в честь того самого первого дедушки.

-Так что у нас с тобой один общий дедушка?  — эта новость была ошеломляющей для маленького еврейского мальчика, родившегося в Нью-Йорке.  У него и у это странного старика, похожего на героя мультфильма, один общий дедушка?

— Да у нас с тобой один общий дедушка, — подтвердил старик, слегка улыбаясь.

В это время бабушка зорким взглядом заметила, с кем разговаривает мальчик и позвала, его видимо испугавшись. Когда внук подошел, бабушка спокойно и назидательно объяснила ему, что с этим дядей разговаривать нельзя.

-Ну почему? — удивился ребёнок, — он же такой хороший, он похож на волшебника из сказки!

— Нельзя с ним разговаривать, он араб!

— Бабушка, а араб — это плохо?

— Все арабы — плохие сказала бабушка!

Бабушка была очень тверда и убедительна, поэтому Абрамчик тихо сел на скамейку рядом с ней. Через несколько минут бабушка, зорким взглядом окинув зал ожидания, прикрыла глаза и снова задремала. Увидев, что бабушка заснула, Абрамчик осторожно встал и сделал несколько проверочных кругов вокруг скамейки, отходя с каждым разом все дальше и дальше.  Убедившись, что «контроля нет и граница открыта» Абрамчик снова подошел Ибрагиму.

— Скажи, ты араб – все еще на что-то надеясь, спросил он старика.

— Да, я араб! – гордо ответил старик.

Видимо, это был убедительно для ребёнка.  Абрамчик понял, что бабушка говорит правду.

— А почему «араб» — это плохо? — спросил он Ибрагима.

Ибрагим улыбнулся и ответил:

— Наверно потому, что вы евреи! а для евреев арабы это плохо. А для арабов евреи — это плохо. И почему так — наверно уже никто не знает

— Ты тоже летишь в Тель-Авив? — спросил Абрамчик. Ему явно нравился этот старик, который должен был бы быть «плохим», но был улыбчивым и не страшным?

— Нет, — ответил старик, — я лечу в Амман. Ты знаешь про такой город Амман?

— Не знаю, — честно признался Абрамчик, — но я знаю про «ушки Амана».

Старик заулыбался, слегка прикрыв глаза. И в эту минуту он стал очень похож на другого дедушку Абрамчика – на дедушку Йосю, который остался в Нью-йорке.

— Ушки Амана?  Ты знаешь, и я помню, я помню, что это. А как зовут твою бабушку?

— Мою бабушку зовут Роза!  ответил мальчик, улыбнувшись во весь рот. В его ответе было тёпло и огромное обожание, и с его слов было понятно. что он любит очень любит свою бабушку

В это самое время, видимо почувствовав сквозь сон, что они снова разговаривают, проснулась бабушка.  Словно локатор, она обвела взглядом зал в поисках своего внука. И когда она увидела, что он снова находится рядом с этим «страшным» арабом, она гневно закричала:» Абрам! Немедленно иди сюда»!  Глаза ее сверкали как молнии, казалось, ещё немного и она начнёт этими глазами стрелять. Абрам, грустно опустив голову, повернулся к приятному собеседнику спиной и понуро отправился к бабушке.

А Ибрагим, прикрыв свои старые усталые глаза остался сидеть в одиночестве. Он просидел так минут десять, периодически открывая глаза и наблюдая за тем, как шепотом бабушка объясняла что-то своему внуку иногда украдкой показывая на Ибрагима пальцем. И вдруг Ибрагим встал во весь рост, оперевшись на старую палку и не спеша подошел к бабушке и внуку

— А гут овынт (добрый вечер), мадам Роза? —  сказал он на неплохом идише, — «Вус эрцх?» (что слышно).  Как вы себя чувствуете? —  бабушка была в полном недоумении. Вот этот человек, бородатый араб, в странном головном уборе, со старой палкой в руке, говорит на ее родном языке, на языке ее мамы и папы, ее бабушки и дедушки. И, растерявшись, бабушка Роза начала отвечать этому человеку. Тому самому, с которым она только что запретила общаться своему внуку.

— У Вас замечательный внук, мадам Роза, дай Бог ему счастья и здоровья!

Что еще нужно услышать бабушке, чтобы ее сердце потеплело? Разве можно найти путь короче к ее доверию и улыбке? И «мадам Роза» предложила Ибрагиму сесть на скамейку напротив, рядом с которой спал ее сын и его жена – родители маленького Аврума.

 

А говорят, что евреи самые хитрые….

В связи с переездом решил избавиться от старого холодильника.  Во-первых, уже есть новый, а во-вторых старый не подходит по цвету к дверным ручкам кухонных шкафчиков.  Да и не очень он старый — американский холодильник Амана, пятилетний, большой и полностью исправный в великолепном состоянии.  Дал объявление на сайте "second hand".  За символическую сумму в 400 шекелей.
Звонит мне араб, ну из тех, что "альте захен"… Предлагает 300 шекелей.  Я соглашаюсь, но при условии, что он приедет прямо сейчас и заберет его — мне нужно квартиру новым владельцам освобождать.  "Друг" соглашается, но через пару минут перезванивает и спрашивает:
— а кто будет выносить холодильник?
— ты, говорю, — кто же еще. Ты же его покупаешь.
— погрузка холодильника стоит 250 шекелей, — говорит мне араб. 🙂
— ты хочешь, может быть, чтобы я тебе доплатил за то, что ты его забираешь?
— о! — радостно кричит он в трубку, — да, давай. Я могу еще у тебя вещи забрать, если ты за погрузку заплатишь. 

Кфар-Сава это Калькилия «питуах» (продвинутая)

Очень часто в шутку город Кфар-Сава, в котором я живу уже более 23 лет, называют "Калькилия питуах", что означает — Калькилия продвинутая, передовая. Калькилия — это название соседнего арабского города, который находится уже в Палестинской автономии. Калькилия — довольно большой город, сейчас там проживает около 50 тысяч человек, хотя до образования Палестинской автономии население города было намного больше — около 80 тысяч.  В Калькилии есть колледжи, промышленные предприятия и даже был зоопарк, единственный на арабской территории.
Близость к Кфар-Саве давала жителям Калькилии возможность работать ( и воровать). А жители Кфар-Савы имели под боком недорогой рынок овощей и фруктов, а также недорогие авторемонтные мастерские (которые торговали дешевыми запчастями от украденных в Кфар-Саве автомашин). Короче — всем было удобно и выгодно.  Еще в начале 90-х я свободно заезжал в Калькилию за покупками.  Но, все когда-то кончается.. Особенно быстро кончается все хорошее 🙂
Две фотографии, следующие за текстом, сделаны прямо с тротуара улицы Леви Эшколь в Кфар-Саве. Сделаны с помощью телефона.  После дождя воздух чист, прекрасная видимость, вот я и решил показать вам, насколько близко были эти два города. И насколько они далеки друг от друга сегодня. Читать далее

Цифры

Площадь Израиля чуть более 20 тысяч кв. км.  Площадь Синайского полуострова, который Израиль подарил Египту — 60 тысяч кв. км (площадь самого Египта — более миллиона кв. км. То есть Израиль отдал в три раза больше, чем имеет, Египет получил каплю в море)
Кстати — из 20 тысяч кв. км, территории Израиля -12 тысяч это пустыня Негев.  Остается всего 8 тысяч кв. км.   На которых живет 8 миллионов человек. Нет, часть из них живет и в Негеве. Израильская пустыня — это не голый песок, а поля, сады, виноградники.
Но…  8 000000  на 8 000.  Не очень просторно.  А еще и это забрать хотят, те самые, которым наша земля — что капля в море.  
Что Египет сделал с полученными 60 000 кв. км. ?  Да ничего!
А израильская пустыня — это не голый песок, а поля, сады, виноградники.
В Газе были еврейские поселения….  были поля, сады, виноградники.
Отдали арабам — и теперь там голые пески.
А что делать?