Она была большой, очень большой. Как Большой театр

В полупустом тель-авивском кафе, возвышаясь над тарелкой с недоеденным пирожным, она бросалась в глаза, как кошка в корзинке с мышами

Взгляд ее был охотничьим. Ясно было, что она тут не ради кофе и даже не ради пирожного. Она тут "по делу"

В ней вообще было много театрального. Даже малиновая блуза с синими отворотами и тяжелыми золотыми пуговицами, своими складками напоминала театральный занавес. Кроме меня, на это обратил внимание и худенький бармен. Он сместился в угол стойки, словно в партер, ожидая, когда начнется представление и занавес, наконец, распахнется.

ериодически ее голова совершала полукруг, как  пулемет на турели, оглядывая пространство кафе. Стрелять было не в кого.

Я прятался за экраном своего компьютера, несколько парочек, сидящих по углам, явно не интересовались этим видом "театрального искусства".

Не повезло бармену…  Народная мудрость давно гласит, что за любопытство нужно платить! Обычно валютой в этом торговом процессе служит нос, что в данной ситуации навело меня на грустные мысли об одном заболевании, посланном нам Венерой.

Итак, не повезло бармену. Она поманила его пальцем, грозно сверкая алым лаком ногтя, похожего скорее на холодное оружие, чем на украшение. Бармен в робкой надежде кинул долгий взгляд на двери кафе – НИКОГО! Ни одного спасительного клиента.

Вы когда-нибудь видели, как мышь идет прямо в пасть к змее, увлекаемая ее гипнотическим взглядом? Я видел! Точнее – сейчас увидел. Я еще ниже присел, выглядывая из-за экрана, как из-за амбразуры. Бармен шел, на ходу стирая тряпкой несуществующие пятна на барной стойке. Его взгляд, обращенный к посетителям, умолял: »Спасите наши души!» Но…  все были либо заняты своими делами, либо как я – увлечены наблюдением. Я чувствовал, что близится начало спектакля.

Кончиком алого ногтя она указала ему на место рядом с собой. Наивный, он еще попытался отодвинуть стул, стоявший напротив, но взгляд «спаренного пулемета» поставил большую точку на его жалких попытках. Он сел рядом с ней, и мне кажется, что Бруно Ноланец поднимался на костер с куда более счастливым выражением глаз.

Их разговор я, конечно, слышать не мог. Жобим пел свою «Девушку из Ипанемы» и я отвлекся. После Жобима из динамиков потек плач бандонеона Пьяцоллы. Я даже отметил про себя качественный подбор музыки в этот вечер.

А события «на поле боя» развивались весьма ускоренно. Она уже писала что-то на салфетке, и я был уверен, что это не «записки на салфетках», а ее номер телефона.

Схватив салфетку, словно парашют, он вскочил и побежал к стойке. Уже у самой кассы он показал ей жестом, что все, что она съела и выпила – за его счет. Наивный мальчик рассчитывал откупиться. Но мышь не может откупиться от змеи. Особенно – от змеи голодной.

А на улице все никак не прекращался дождь. И тогда, окинув рентгеновским взглядом интерьер кафе, она встала.

Несколько лет назад в Гамбурге я видел Queen Mary 2….

Что вам сказать… ее проход по залу был более величественен. И тут с высоты своего роста она увидела меня. И направилась в мою сторону, словно неизбежность поимки ОБХСС расхитителей соцсобственности.

—       Ты куришь трубку? – спросила она на иврите, вздернув брови домиком.

—       Вам зажигалку? – ответил я на русском. (Спасибо тебе, о великий и могучий!)

—       Мммм….  Ты говоришь по-английски? – продолжала она блиц-опрос на иврите.

—       Я говорю по-русски! – оседлал я спасительного конька.

Турель пулемета снова описала круг по залу. В дверях кухни стояла официантка, на груди которой красовался баджик с именем «Оксана». Алый коготь выманил Оксану из ее убежища – спроси его, говорит ли он по-английски?

—       Солнце мое, — скажи ей, что я говорю только по-русски, что я женат, коммунист, скажи ей все, что хочешь… Пусть уходит.

Оксана, с трудом сдержав улыбку, объяснила ей, что «не обломится».

Грустно она отошла на шаг. Постояла, подумала. И в ход был пущен «резерв Ставки Главнокомандующего». Она развернулась вполоборота, взвизгнув высоченными шпильками своих рыбацких, выше колен, сапог, и медленно, очень медленно расстегнула верхнюю пуговицу своей блузы.

Вот оно! Большой театр в действии. Представление начинается. Оксана дернула бармена за рукав, парочка, сидевшая наискосок от меня, замерла с ложками на полдороге ко рту. Неужели «занавес» сейчас откроется?

Не началось! Зритель был не тот. А тот, на кого это представление было рассчитано, не проявил должного интереса. В мой адрес шепотом было процежено ивритское слово, определившее меня в лагерь определенных меньшинств. Ну и что, зато я остался жив и с носом, что весьма не плохо в данной ситуации.

Мне нужно было идти. Я очень хотел посмотреть, как события будут развиваться дальше, но я же «женат, коммунист и тд». Я смел в сумку компьютер, трубку и табак, и ушел. Без аплодисментов и без цветов, ушел в середине спектакля, как неблагодарный зритель.

Зато с носом!