Весной 1972-го года в израильской опере снова давали "Самсона и Далилу" в постановке Эдис де Филип. Снова, потому, что на сцене Тель-Авива эта опера не шла с 1965-го года.

                  Любая новая постановка в опере – это настоящее событие.  И уж тем более опера на еврейскую тему, о легендарном герое еврейского народа.  Событие такого масштаба привлекает внимание не только "местных" любителей оперного искусства – в Тель-Авив прибыло много гостей из- за границы. Гостиницы были полны,  на улицах города фланировало множество нарядно одетых людей, повсюду была слышна иностранная речь. Немногочисленные кафе и рестораны Тель-Авива были полны посетителей (хотя это скорее правило, чем исключение, вне всякой связи с оперными постановками).

                  "Дельфин", что на пересечении улиц Бен Иегуда и Шалом Алейхем, тоже не был исключением.  Этот бар (который часто называли рестораном), был местом известным и популярным в определенных кругах. Попасть туда было совсем не просто, но свободных мест все равно не было.

                  В тот весенний вечер в "Дельфине" все было, как обычно. У дверей стоял "Голди",  Аарон Гольдман, ветеран "ЛЕХИ", подрабатывающий утром на пляже спасателем и по вечерам исполняющий обязанности щвейцара-вышибалы. Он был как всегда молчалив, внимательно оглядывая каждого, подходящего к дверям бара.  Его взгляд был красноречивее любой вывески,  "батланим"* издали осознавали, что в этом баре им делать нечего. В тоже время, безошибочно выделяя в толпе прохожих "солидных" людей, Голди улыбался им краешком губ, словно показывая, что этим людям в "Дельфине" будут рады.

                  И вот к дверям бара подошли двое – очень высокий, статный мужчина, курчавые волосы которого уже слегка подернулись серебром, в сопровождении краснощекого располневшего молодого человека, в котором безошибочно угадывался израильтянин.  Они заглянули в окно бара, о чем-то тихо посовещались и направились к дверям. Голди учтиво отошел в сторону – двери он открывал исключительно дамам, и гости попали в шумную атмосферу бара.  Прямо от дверей они направились к единственному свободному столику, стоявшему у окна.  Но возле самого столика, на котором стояла табличка с надписью "RESERVED" их перехватил официант, который учтиво объяснил, что столик занят, заказан, зарезервирован, на весь вечер, навсегда! Полноватый молодой человек, на правах "принимающей стороны" приблизился к официанту и спросил, не узнает ли он его спутника?

— Если бы ты знал, кто это, то освободил бы не только этот стол, но и еще парочку других, — с важным видом сказал он официанту.

— Если бы ты знал, чей это столик, то даже не смотрел бы в его сторону, — парировал официант, и, профессиональным жестом смахнув со злополучного столика невидимые крошки, развернулся к гостям спиной.

                  Но нужно знать израильтян…  он не уступают и не отступают! Дождавшись, что официант скрылся в глубине бара, молодой человек положил запрещающую табличку надписью вниз и, отодвинув стул, пригласил своего спутника присесть. Когда тот уселся, он тоже сел рядом.  Официант, увидевший этот наглый демарш, ринулся было к ним, но на полпути передумал и побежал звать на помощь Голди. Но едва он подбежал к двери, как она открылась, и в бар зашел невысокий пожилой мужчина в дорогом костюме.  Лицо официанта исказила гримаса ужаса. Заплетающимся от страха языком, он попытался объяснить вошедшему, что его столик заняли какие-то грубияны, и сейчас Голди вышвырнет их на улицу.

                  Пожилой мужчина взглянул на столик, и, разглядев тех, кто там сидел, в удивлении вскинул брови. Едва успев схватить за плечо официанта, неожиданно решившего проявить невиданную прыть, он сказал ему, что не надо звать Голди – он сам во всем разберется. После этих слов, мужчина отправился к своему столику у окна, оставив у дверей бара остолбеневшего от ужаса официанта.

                  Неспешно подойдя к столу, он уселся на третий, последний стул, и, улыбаясь, поднял табличку "RESERVED". Реакция сидевших была полярной. Молодой израильтянин побелел от ужаса, едва не став еще бледнее, чем официант. Его спутник,  буквально долю секунды глядевший на лицо пожилого человека, неожиданно вскочил на ноги и, сделав шаг, обнял его за плечи.

Дальнейшая беседа происходила на английском языке, обильно сдобренном к месту вставленными выражениями на идише.  Из разговора было понятно, что высокого и статного мужчину, говорившего с испанским акцентом, зовут Хосе, а пожилого крепыша, говорившего на хорошем английском и на хорошем идише, зовут Меир.

                  Эта странная пара привлекла внимание многих посетителей бара. И, может быть, в любом другом баре Тель-Авива эти двое так и остались бы не узнанными, но только не в "Дельфине", где собирались городские маргиналы.

                  На несколько минут в баре стало довольно тихо – ведь не каждый день за столиком тель-авивского бара встречаются Пласидо Доминго, всемирно известный тенор, и глава еврейской мафии США Меир Лански.

                  Я не буду рассказывать о каждом из них. Про этих людей написаны тысячи страниц, и при желании любой может найти в интернете историю их жизни. Я попытаюсь рассказать лишь об этой случайной встрече, весной 1972-го года, о которой мне, в свою очередь, рассказал сын владельца бара "Дельфин" Миха Визер.

                  Пласидо Доминго (его настоящее имя Хосе Пласидо Доминго Эмбиль), великий испанский тенор, появился в Тель-Авиве вовсе не случайно.  Много лет назад – в начале шестидесятых,  в течении трех лет он пел в тель-авивской опере.

Приехав в Израиль по приглашению Эдис де Филипп, он влюбился в эту страну, и с огромным успехом выступал сцене тель-авивской оперы. Одной из самых популярных его ролей в этот период была роль Самсона (Шимшона) в опере "Самсон и Далила". Именно поэтому, когда спустя почти семь лет Эдис де Филипп, снова вернула эту оперу в репертуар тель-авивской труппы, Пласидо Доминго получил приглашение на правах первого исполнителя заглавной партии.

                  Меир Лански, "крестный отец крестных отцов", приехал в Израиль в 1970-м году, скрываясь от преследования ФБР.  Этот человек был хорошо известен в нашей стране в то время. Уже только тот факт, что премьер-министр Израиля Голда Меир сама пригласила Ланского на аудиенцию, говорит о том, каким уважением он пользовался. И не зря…
 
Меир Лански

                  По окончании суда, который оправдал Меира Лански, на пресс-конференции газетчики спросили его – какой поступок он считает самым важным в своей жизни? Немного подумав,  Лански ответил, что главным делом его жизни была борьба с официальным антисемитизмом в Америке.  

                  С Пласидо Доминго Меир Лански познакомился еще в Лас Вегасе. Именно он (Лански) придумал привозить в казино звезд эстрады и оперы. Неизвестно, были ли они близкими друзьями, но то, что хорошо знали друг друга – это факт.

                  Бар "Дельфин" – один из первых тель-авивских баров. Он открылся еще до создания государства.  Со временем в баре сложилась атмосфера, противоположная не менее популярным тогда "Касит" или "Карлтон".  Здесь собирались высшие чины израильской армии – и Моше Даян, Рафи Эйтан, здесь были оба Вайцмана – и отец и сын (сын был тот еще гуляка и любитель красивых женщин). Здесь собирались и представители творческой интеллигенции —  Рафаэль Клячкин, Моти  Бееров и другие. Как рассказывал  Миха Визер, именно здесь, под звуки сирен во время войны за Независимость в 1948-м году, Авраам Шленский и Натан Альтерман  придумали названия званий и чинов в Армии Обороны Израиля. Хотя, может быть, это всего лишь легенда.

                  "Дельфин" был the best. Лучшее виски и лучшие сигары. Приглашенный из Италии профессиональный певец Тони сменил скрипача и аккордеониста, а в меню появились непонятные еврейскому слуху французские наименования блюд, которые готовил повар- швейцарец.

                  Меир Лански, который понимал в толк в хорошем виски (ну а как же иначе – отец бутлегеров Америки) и в хорошей еде, буквально с первых дней своего пребывания в Израиле, выбрал этот бар, как место "столования". В любое время дня и ночи для него держали отдельный столик у окна. Никто не имел права за этот стол садиться — стол "отца американской мафии". За этим столиком проходили и деловые свидания, и дружеские встречи. Будучи примерным семьянином, Лански никогда не был замечен в обществе сомнительных  женщин, хотя любил пообщаться и с актрисами кино и театра, и с представительницами литературных жанров.

                  Именно за этим столиком и произошла та самая встреча, с которой началась наша история. Именно за этим столиком Меир Лански написал письмо Голде Меир, в котором объяснил, что не хочет ставить ее и государство Израиль в неловкое положение (США требовали выдачи Лански, угрожая серьезными санкциями) и поэтому сам добровольно принял решения покинуть страну еще до истечения срока визы.

                  Вот таки были люди…